Александр Мазин: Фаргал. Трон императора

— Поднимайся, макака! — потребовал он. — Поднимайся, и я выпущу дерьмо из твоих кишок!

Самериец бесстрастно смотрел в пространство.

— Побрей ему башку, брат, — предложил первый солдат. — Срежь его грязный хвост, подаришь его золотарям!

Алый, которому рассадили лоб, вытянул из ножен меч.

— Верно, — сказал он. — Раз ты, обезьяна, не желаешь драться, я побрею тебе медную башку, а меч подарю какой-нибудь здешней девке. Ей он будет — в самый раз!

— Да, да, — поддержали в толпе зевак. — Побрей обезьяну, Алый!

Солдат шагнул на лесенку… и вдруг, перевернувшись через голову, кубарем откатился назад.

Никто из зевак ничего не понял. Однако все увидели, что чужеземец уже на ногах и двумя руками, не по-здешнему, держит меч.

Алый не пострадал. Он успел уйти от молниеносного выпада, хотя и не лучшим образом. Оба гвардейца тут же выступили вперед, прикрывая товарища. Но самериец не спешил добить обидчика. Он медленно спустился по лесенке, низкорослый, широкоплечий, ставящий ноги носками наружу. Самериец был настолько не похож на обитателей Великондара, что зевакам он даже и не казался человеком.

Но Алые, по одному выпаду, уже оценили его по высшему рангу. Теперь воины знали — перед ними — настоящий боец. А значит, развлечение будет на славу. Алые не сомневались в своей победе. Трое превосходных воинов — против одного. Какие могут быть сомнения?

Но шутить они перестали. Воин без нужды не оскорбляет воина.

Двое Алых разошлись в стороны, охватывая самерийца полукольцом. Но тот словно бы и не заметил, что его окружают. Чужеземец направлялся к тому, кто первым задел его. Двигался он молча, неторопливо, немолодой мужчина в простой одежде и сером дорожном плаще, наброшенном на плечи, с толстой косой, свернутой на затылке в тяжелый узел . Меч он держал — как дровосек держит топор. Но Алых эта непривычная манера обмануть не могла.

Двое закончили обход и оказались у самерийца за спиной. И тотчас все трое, без предупреждения, со слаженностью опытных бойцов, кинулись на противника.

Те, что оказались сзади, разом вонзили мечи в серую ткань плаща… и поразили только пыльную шерстяную тряпку.

Плащ слетел с плеч самерийца, а сам он подпрыгнул вверх, занеся меч над головой третьего. Тот вскинул собственный клинок… и самериец ударил его ногами в грудь. Сверху вниз, как бьет хищная птица.

Алый отлетел назад и опрокинулся навзничь. Тонкая парадная кираса прогнулась, но смягчила удар… только для упавшего это уже не имело значения. Прямой меч самерийца клюнул его под подбородок.

Двум Алым потребовалось мгновение, чтобы стряхнуть с клинков шерстяную тряпку. И еще мгновение — чтобы осознать: их товарищ мертв!

Самериец ждал. Острие его клинка покраснело, но лицо по-прежнему не выражало ни гнева, ни воодушевления.

Зато лица Алых исказила ярость. Они разом набросилась на врага. Толпа отхлынула в стороны, освобождая место. Кому хочется угодить под случайный удар?

Зрелище было потрясающее. Алые метались вокруг самерийца, словно языки пламени вокруг древесного ствола. Но чужеземец не дрогнул. Меч его с невероятной быстротой мелькал в воздухе, перелетал из одной руки в другую, отражал удары с такой легкостью, будто на затылке, под узлом косы, у самерийца прятался еще один глаз. Но Алых было двое, и никто из зрителей не сомневался: через минуту-другую пляска смерти закончится гибелью чужака. Потому-то все ахнули, когда один из Алых осел на мостовую, прижимая руку к вспоротому животу.

Самериец и гвардеец, оставшийся в живых, на мгновение остановились. Они изучали друг друга, выжидали, хотя знакомый запах крови, вывороченных внутренностей, собственного едкого пота возбуждал, подстегивал: сражайся, бей, убивай!

Левая рука самерийца висела плетью. Кровь пропитала рукав и капала с пальцев. Это была самая тяжелая из его ран. Противник чувствовал себя намного лучите, получив лишь пару царапин. Он мог бы предоставить самерийцу возможность атаковать, мог выжидать, тянуть время, пока противник истечет кровью… Но напал первым.

Длинный узкий меч вспыхнул на солнце — самериец подставил клинок, но Алый держал рукоять двумя руками, потому его оружие лишь проскрежетало по самерийской стали и со всего маха упало вниз. Могучий удар пришелся на ногу самерийца чуть ниже колена. Клинок прошел наискось, разрубил мышцы, кость, сухожилия и, зазвенев, выбил искры из дорожной плиты.

Толпа ахнула. И ахнула еще раз. Потому что самериец, которому меч Алого напрочь отсек ногy, — стоял. Стоял, хотя кровь из обрубка хлестала ручьем. А карнагриец, соперник его, ткнулся лицом в кровавую лужу.