Александр Мазин - Трон императора

Мощенная квадратными плитами дорога, огибавшая площадь, называлась Белой, поскольку соединяла Царские ворота и дворец Царя царей, Императора Карнагрии. В эти ранние часы дорога, в общем-то, отвечала своему названию благодаря трудам городских метельщиков. Но первые навозные плюхи уже «украсили» ее, а к полудню прохожим придется очень внимательно глядеть под ноги, чтобы не соскребать потом липкое и вонючее с подошв.

Час был ранний, однако торговля уже началась, и мальчишки-зазывалы вопили во всю мочь отдохнувших за ночь глоток.

Но это на рынке. У домиков же, выстроившихся вдоль Белой дороги, в это время суток было далеко не так оживленно, как в более темные часы. То, чем здесь торговали, ночью пользовалось большим спросом, и здешние зазывалы к утру притомились. Тем не менее трех воинов в красных доспехах и таких же красных плащах, гордо шествовавших по самой середине улицы, пытались остановить трижды на протяжении всего пятидесяти шагов. Щедрость и любвеобильность лучших солдат Карнагрии, Гвардии Императора, Алых, равнялась их воинской доблести. Но воины только отшучивались. Они уже избавились от избытка семени и искали других развлечений.

И нашли.

На деревянной лесенке, ведущей к занавешенным красно-черной тканью дверям, на корточках сидел самериец.

Трое Алых, как по команде, замедлили шаг и переглянулись. Из-за плеча чужеземца торчала рукоять меча. Заманчиво!

– Эй, брат,– громко сказал один солдат другому.– Что там делает эта грязная обезьяна?

– Я думаю, обезьяна гадит! – отозвался второй.

И испустил соответствующий звук.

– А почему она не сняла штаны? – поинтересовался первый.

– Потому что это самерийская обезьяна! – подчеркнуто серьезным тоном ответил второй.– У них там ходят голышом. Она привыкла.

– Да нет! – вмешался третий.– Она просто засмотрелась на ту ослицу. Знаешь, у самерийцев слабость к ослицам. Засмотрелась и забыла снять штаны.

Трое остановились напротив лесенки.

Мишень их шуток, самериец, даже не шелохнулся. Его широкое, с темной, морщинистой кожей лицо не выражало никаких эмоций. Как будто он не понимал карнитского диалекта.

Алых это еще больше раззадорило.

– А почему она не кланяется нам? – спросил третий.– Почему вонючая самерийская жаба не выказывает нижайшее почтение?

– Пожалуй, придется отрезать жабе косу,– заявил второй.– Как думаете, братья, сгодится этот хвост для метлы моему рабу?

– Вряд ли,– ухмыльнулся первый.– Слишком грязный.

Пара мальчишек-зазывал из домов развлечений уже приплясывала вокруг, предвкушая зрелище. Остановились и несколько человек из покупателей, направлявшихся на рынок. Похоже, будет потеха!

Возможно, знай Алые, что перед ними не просто уроженец Самери, а самерийский горец , они отнеслись бы к чужаку с бо€льшим уважением. А может, и нет. Здесь, в Карнагрии, мало что знали о Самери.

– Может, он сдох? – выдвинул предположение первый солдат.– Гляньте, братья, даже не сморгнет!

Городской стражник остановился в десяти шагах. Но и не подумал вмешаться. Будь это сокт, фетс или эгерини – может, и вступился бы. Хотя… Защищать чужеземца от гвардейцев Императора? Ищите дурака!

– Я знаю, как проверить, сдох он или нет! – заявил второй.

Он порылся в поясном кармане и выудил медную монету.

– Вот,– показал он друзьям.– Медь! Любимый металл самерийцев!

– Почему? – спросил первый.

– Потому что лбы у них медные.

– Точно?

– Клянусь целкой его бабушки. Сейчас услышите!

И запустил медяком в лоб самерийцу.

Но его ждало разочарование. Чужеземец с необычайной ловкостью перехватил монету и метнул обратно. Медяк угодил в лоб Алого, пониже края шлема, и до крови ссадил кожу.

Вид у опешившего воина был такой, что один из мальчишек-зазывал хихикнул. Но – в кулак. Не дай Ашшур попасть под руку рассердившемуся Алому!

А воин действительно рассердился. И схватился за меч. Шутки кончились.

Самериец как ни в чем не бывало сидел на корточках. Трудно было оценить его стать в таком положении. Хотя по морщинам и серой от седины косе видно было, что не молод.

Алый, держа руку на оголовье меча, подступил к лесенке.

– Поднимайся, макака! – потребовал он.– Поднимайся, и я выпущу дерьмо из твоих кишок!

Самериец бесстрастно смотрел в пространство. Он выполнил поручение Старших, и теперь только Честь и Судьба были властны над ним. Жизнь или смерть – какая разница?