Хёрвард слонялся по всей усадьбе. Пару раз он даже успевал заметить черное платье и белые рукава, но они тут же исчезали. В конце концов он приплелся к кузнице. Мешать кузнецу он не собирался. Хотел посидеть и чтобы никто не приставал — сюда, в самый угол обширного заднего двора, мало кто забредал.
В кузне пылал горн, из двери пыхало жаром. Шумно выдыхали мехи, раздувавшие пламя. Потом послышалось невнятное восклицание, шум стих, и на пороге появился Пёрышко, чумазый и злой. Плюхнулся на траву возле валуна и обхватил руками голову.
Хёрвард подошел, сел рядом. От Пёрышка пахло дымом, углем и сильнее всего окалиной.
— Ты чего здесь забыл? — хмуро спросил кузнец.
— Да я так, посидеть подумать…
— Это мой камень, — сказал Пёрышко серьезно. — Так что сначала скажи, что ты на нем собрался думать.
— Ну… — Хёрвард не знал, с чего начать, и выпалил первое, что сидело в голове, как заноза: — А почему конунг велел объявить, что я победил? Мы ведь не договаривались, что надо именно в столб все стрелы, условие было — кто лучше стреляет.
— А что тебе не по нраву? Ты же выиграл?
— Она стреляет лучше, — сказал Хёрвард, с тоской понимая, что не может объяснить. В его душе долг ярла и клятва обручения сражались с чем-то странным, маленьким и слабым, но очень неудобным. — А откуда она взяла такой странный лук?
Пёрышко пожал плечами.
— Это лук Вёлунда. Говорят, что никто из хирдманов конунга не смог его натянуть.
— А ты пробовал?
— Я не хирдман.
Они долго сидели молча, потом Пёрышко пробормотал:
— Не выходит у меня ничего. Мягкое оно, понимаешь? Железо и есть.
— А чем железо тебе плохо? — удивился Хёрвард.
— У тебя меч какой? — спросил Пёрышко. — Стальной?
— Ну… да, — удивленно ответил Хёрвард.
— Вот и мне из этого куска железа надо сталь сварить, а как, коли у меня жара в горне не хватает? Небесное железо — оно очень чистое, но мягкое.
Хёрвард вспомнил разговоры в подгорном чертоге.
— Ты правда думаешь, что к вам сюда приползет дракон?
— Может, и не приползет. Драконы, говорят, чуют, где много золота.
— Что, Пёрышко, не выходит у тебя клинок из небесного железа? — приглушенно рокотнул рядом низкий голос.
Хёрвард подскочил, как ужаленный. Он и не думал, что тяжелый дверг может так бесшумно подойти.
— Привет тебе под бессолнечным небом, Кремень, — сказал Пёрышко.
Точно, подумал Хёрвард, солнце-то давно село. Ему стало любопытно — верно ли дверги обращаются в камень, стоит на них упасть солнечному лучу?
— Ты мне смотри, — проговорил Кремень, грозя Хёрварду пальцем. — Знаю я вашу натуру людскую. Стоишь и думаешь, как бы проверить, каменеют ли дверги под солнцем, а?
Хёрвард почувствовал, что против воли краснеет и злится.
— Я тебе не Альвис-свартальв! — грозно рыкнул дверг. Он поворчал еще и сказал кузнецу: — Знаю я, Пёрышко, что тебе нужно. Горн тебе нужен погорячее, да хороший молотобоец. И я знаю, где их найти.
Пёрышко поднял голову. На чумазом лице блеснули светлые глаза.
— Смотри туда, — дверг вытянул руку, указывая на скалистый островок посреди фиорда.
— Севарстёд… — прошептал Пёрышко, меняясь в лице. — Севарстёд…
Дверг совершенно по-человечески хмыкнул и сказал, обращаясь к Хёрварду:
— А ты, конунгов сын, поди-ка да найди хорошую лодку, чтоб туда сплавать.
Лодка у Хёрварда была. Он уже проверил, нет ли течи, как спохватился — это что же, он уплывает с Пёрышком и двергом на остров, а ведь отпущенный на третье испытание срок идет! Вот уже половина дня и целый вечер прошли, а он так и не отыскал Хеммель.
— Слушай, — сказал он кузнецу, — мне же надо найти Хеммель. Если я вас туда отвезу — поможешь мне ее найти? Она ведь не сказала, что нельзя просить помощи.
Кузнец и дверг переглянулись.
— Я укажу тебе на нее, — сказал Пёрышко и криво усмехнулся.
Летние сумерки тянутся долго, в них почти светло, разве что солнца нет — как пасмурным днем, и все цвета меркнут, тускнеют. Остров Севарстёд вырастал впереди, словно серые скалы поднимались из серой воды.
Кремень сидел на скамье, опасливо смотрел в море — дверги моря не любят, опасаются неверной волнующейся воды. Хёрвард приметил, что с парусом Пёрышко управляется уверенно, но похуже него.
Место, где можно пристать к берегу, на острове было одно — широкая пологая полоса гальки, которую прилив закрывал почти целиком. Дальше поднимался крутой склон, поросший редкими кривыми сосенками и плотными кустами можжевельника.
Читать дальше