— Прости меня, Орфей. Прости, — прошептала я.
Щупальце гладило меня по голове, оно было прохладным, но охотно нагревалось от тепла моей кожи.
На моих глаза творилось чудо. Орфей слился с ним, и Орфей победил. Мы нашли ответ, и он был таким легким. Сколько людей мы могли пробудить по всему миру? Людей, сцепленных с тварями и обладающих их телами. В комнате, где предметы замерли в воздухе, как в дурацком фильме про остановку времени, я вдруг поняла, что время на самом-то деле пошло.
История началась, быть может, это была последняя история, но пустого времени больше не будет. Как бы там ни было, мы все умрем или победим — тоже все. Больше никакого ожидания, никаких томительных, липких тысячелетий.
Я коснулась губами тонкого кончика щупальца, словно целовала пальцы Орфея.
— Тебе больно?
Я вскинула голову и увидела, что Орфей покачал головой. И хотя рука его все еще была прижата к шее, гримаса боли больше не искажала его прекрасное лицо.
— Ты понимаешь, что все это значит?
Он медленно кивнул.
Это было хорошо, что он понимал, потому что я не понимала. Я сделала что-то великое, я запустила колесо истории. Теперь, что бы ни случилось, это будет событием. Но большего я и представить не могла.
На большее я и не надеялась.
И все это, в конце концов, интересовало меня меньше, чем должно было. Потому что я вернула своего брата.
— Эвридика, — сказал Орфей, и я расплакалась, потому что это был по-настоящему его голос. — Я чувствую себя очень странно.
Я закивала.
— Да, да, ведь ты и Сто Одиннадцатый все еще соединены. Но мы тебе поможем. Наверное, мы тебе поможем.
Точно я сказать не могла. Теперь я вступала в область абсолютной темноты. Я впервые за долгое время не знала, как проведу завтрашний день, и что будет через неделю.
— Я так безумно люблю тебя.
Я пожертвовала всем, потому что люблю тебя. Возможно, я пожертвовала человечеством. Щупальце скользнуло по моим щекам, стирая слезы, но мне не стало противно. Наоборот, я чувствовала себя любимой и защищенной.
— Я обрекла тебя на эту странную судьбу, — прошептала я. — И мне так жаль.
— Теперь у меня, по крайней мере, есть судьба.
Это был не совсем мой Орфей. Нечто в нем изменилось, хотя сложно было сказать (распознать, классифицировать), что именно. И все же это существо было к моему брату ближе всего.
Не-живой король до определенной степени все-таки был Орфеем.
Я почувствовала, что пола под ногами больше нет, взглянула на носки своих туфель, обращенные вниз. Орфей осторожно приподнял меня и плавно перенес, поставил на место перед ним. Теперь я, наконец, смотрела ему в глаза.
— Не бойся, — сказал он. — Я помню многое.
— Это лучше, чем ничего.
— Может быть, это даже лучше, чем все.
Он снова обнял меня, на этот раз — по-человечески.
— Я не знала, как будет лучше для всех.
— Этого никто знать не может.
Он был холодным. И в то же время его прикосновения, и тон его голоса, и даже запах, от него исходящий, были мне родными.
Он не был жив, но и мертв не был. Он не был вещью, но не был и существом, по крайней мере, в полном смысле обоих слов.
Я сказала:
— У тебя есть много дел, Орфей. И ты столько пропустил. Сейчас я все тебе расскажу, хорошо?
Но вместо того, чтобы говорить, я снова его обняла. Он отпустил вещи, которые держал: книги, шкатулки, стулья, вазы, и все то, что составляло мою комнату. Среди этих вещей была, без сомнения, и моя тетрадь с письмами к нему.
Теперь они не были нужны. Орфей был рядом, и я помнила каждое слово для него.
Раздался звон стекла и треск дерева, и все это было таким громким, что я уткнулась носом в его плечо и зажала уши.
Но на самом-то деле страшно больше не было.