Борис Виноградов - Последняя седмица. Откровения позднего агностика

Он горячился, словно наёмный пропагандист либеральных ценностей на канале ТВЦ, и доказывал, что согласно этому мнению, Россия во все времена считалась, да и считается теперь заповедником деспотии и тоталитаризма с коррумпированной экономикой, чиновничьим беспределом и великодержавными инстинктами. В эти минуты он мне напоминал еще «бесноватого Билли» – проповедника евангелиста Билли Грэма, которого мне приходилось слушать в Северной Каролине во время моих скитаний по Америке в 90-х. Слышал, он умер год назад, но дело его, как видно, живет. Того и другого я терпеть не мог, с тем, и с другим трудно было спорить. Особенно в том, что касается живучести и могущества чиновничьего семени в богобоязненной России.

– Тут ничего не поделаешь, – сказал Влас и кстати вспомнил пословицу насчет черного кобеля, которого не отмыть до бела.

И впрямь, звучит как аксиома, как мантра второго Будды, заклинание или приворот. Доказательств вроде не требуется, потому что и так все знают. Одним словом, приговор окончательный, клеймо на всю жизнь, отныне и присно, во веки веков… Последний залп по идейным позициям дремучих ортодоксов должен был окончательно поколебать их убежденность в своей правоте, лишить покоя и воли к сопротивлению. Казалось, схватка достигла апогея, еще минута и стена рухнет. В общем, они сошлись – вечные антагонисты, не просто вода и камень, лед и пламень, а два разных кредо, два полюса, две субстанции, как добро и зло, плюс и минус, свет и тьма, война и мир… Они никогда не поймут друг друга, не сложат оружия. Это навсегда.

Но тут мне пришла в голову еще одна мысль. Признаться, я вынашивал ее давно – еще в годы горбачевской перестройки и потом, в иные дни, участвуя в битвах на фронтах информационной войны. Если допустить, например, что общественное мнение – такая же химера, как и свобода слова или печати, если на нее не ссылаться, как на Библию, и убрать ее из системы доказательств по Холмсу, то картина изменится, мир станет краше, уймется тоска и душевная боль, всем будет легче в два раза. Оно конечно, парадокс. Но чем черт не шутит.

– Общественное мнение, говоришь. А что это такое? – спросил я тоном сумрачного гения и сам же ответил, пока он не успел открыть рот: – Это когда тебя не спрашивают.

На мгновенье в зале стало тихо. Рот он все-таки открыл, но так и остался стоять в замешательстве с отвислой челюстью, медленно соображая, к кому это относится, когда тебя не спрашивают. К нему лично или к обществу в целом. Я уже боялся, что снова пойдет речь о гражданских свободах, о продажной девке либерализма – социологии, о мнении народном, об институтах Левады, Гэллапа, Шмелапа, состоянии умов. Но ему больше не дали говорить.

– Кончай балаган, – грустно махнул рукой Вячеслав Васильевич, – все ясно.

Затянувшуюся паузу тут же заполнил Вася. Он вежливо попросил слова и задал, наверное, самый главный, самый насущный вопрос современности:

– А почему это при советской власти с ее тиранией и деспотизмом на экраны вышло столько хороших фильмов. Их и сейчас показывают на праздники. Наизусть знаем. Больше показывать-то нечего.

– Вот именно, – подхватил Вячеслав Васильевич. – Где оно, нынешнее искусство, скинувшее тяжкие оковы? Что, в конце концов, родила ваша творческая мысль за последние тридцать лет, обретя свободу и независимость от духовного рабства, партийной организации и партийной литературы? Кишка тонка. Вот в чем дело.

Все оживились и по очереди стали называть фильмы тех лет – «Тихий Дон», «Летят журавли», «Судьба человека», «Верные друзья», «Солдат Иван Бровкин», «Дело было в Пенькове», «Весна на Заречной улице», «Карнавальная ночь», «Максим Перепелица»… Поразительно, но все они сняты примерно в одно и то же время, в середине 50-х годов минувшего века, по историческим меркам срок ничтожный. Всего десяток лет после войны, когда страна еще не успела залечить раны, восстановить разрушенные города и села. Это фильмы нашего детства и юности. Теперь они гораздо старше большинства из тех, кто живет на этой земле рядом с нами. Их до сих пор с удовольствием смотрят зрители, пересматривают в онлайн и наверняка будут смотреть новые поколения еще долгие, долгие годы.

– Какие еще нужно доказательства морального и интеллектуального превосходства той системы над этой, – громче обычного заговорил Вася, впервые удостоившись ласкового взгляда Степаныча, и добавил: – С ее первобытным культом бабла. Никаких доказательств не нужно.