Борис Виноградов - Последняя седмица. Откровения позднего агностика

Я уж не говорю о фильмах шестидесятых, семидесятых… Не говорю о музыке, живописи, литературе. Я говорю о прекрасном далёко. В компании людей с таким же узким, ограниченным советским воспитанием кругозором, как у нас, её затрагивают обязательно, когда речь идет о наболевшем – запретах, всякого рода табу, произволе, цензуре, лишении демократических прав.

Она остается больной и по сей день, поскольку никто еще толком не объяснил, почему так вышло – при старом режиме цвели таланты, чуть не каждый год появлялись шедевры, а при нынешнем куда-то подевались. Не могут показать ни одного фильма такого уровня, даже близко ничего нет. В чем дело? Никто не знает. Загадка, скажу я вам, под стать мистерии Бермуд и Атлантиды, тайнам дома с часами и печати дракона. Вот уж действительно, и прелести твоей секрет разгадке жизни равносилен.

Лично я думаю, тут ответ простой. Просто это была другая эпоха, в ней жили другие люди, ценились иные понятия, действовали иначе законы всемирного тяготения, сохранения веса веществ и энергии, иначе давала себя знать теория относительности. Я думаю она, эта эпоха, повторится. Не в виде трагедии или фарса, но в виде одного из параллельных миров, сказочных и пленительных, добрых и лучезарных. Я рад, что большую часть жизни прожил в то время, которое ушло, но осталось во мне, как остается глубокий рубец на израненном теле. А сколько таких рубцов оставила на моем сердце та уходящая все дальше за горизонт жизнь, не счесть. Как алмазов каменных в пещерах заморского гостя.

Все эти и подобные им эпизоды из недавнего прошлого и личного опыта мелькали в беспокойной памяти, словно ошалевшие птицы в канун большого ненастья – реквием по минувшей эпохе. И требовалось немало усилий, чтобы остановить этот поток воспаленного сознания хотя бы на время дежурного обхода. Заведующая отделением – врач Елена Алексеевна появилась в двери и равнодушным взглядом обвела личный состав отряда больных средней степени тяжести.

Все взоры, полные ожидания чуда и безответной любви, устремились на нее как на ангела милосердия и диктатора в одном лице. Всегда сосредоточенная и занятая какими-то своими мыслями, она заканчивала пятиминутку общения с народом, не проронив ни слова в его адрес. Но, обладая приятной наружностью, манерами классной дамы, тихим и властным голосом, она умела за это время внушить пациенту нехитрую мысль, что его жизнь и здравие полностью находятся в ее руках.

Впрочем, особого дара внушения тут и не нужно. Попав сюда однажды, любой буян смирит моментально свой норов и любую гордыню, даже если ему не позволяют это сделать хорошее воспитание и демократические убеждения. Елена Алексеевна входила в наши покои, как в камеру обреченных (хотел сказать смертников), сама выбирала больных, за кем будет наблюдать лично, а остальных или браковала, или отдавала ассистентке. Оказаться под ее надзором считалось большой удачей. Меня она почему-то сразу отвергла, наверное, как безнадежно запущенного, не представляющего никакого интереса для специалиста высшей категории, кандидата медицинских наук. Таким образом я оказался под нежной рукой и покровительством Светланы Витальевны.

Поначалу не придал этому факту особого значения, поскольку не знал ничего о системе внутренней иерархии, которая, как оказалась, вполне себе существует и имеет важное значение при оказании лечебных услуг, распределении невидимых глазу льгот, благ и привилегий. Так, например, я уже не мог напрямую обратиться за советом и консультацией к начальнику отделения, а обязан был, уважая субординацию, обращаться непосредственно к лечащему врачу. Помню, об этом мне говорил Степаныч, давая полезные советы перед отправкой.

– Не гоняйся за врачами с большими должностями и научными степенями, если доверяешь свое здоровье только бесплатной медицине, – наставлял он.

***

Да, участковые ВОПы хорошо знают эту слабость несгибаемой армии страждущих и убогих, которым дай волю, вообще не вылезут из-под тенет сытной и дармовой госпитализации. Санитарки в приемном покое смотрят на них, искателей легкой наживы, с нескрываемым презрением, как на отпетых тунеядцев и симулянтов. Даже, если иные всем своим видом больше походят на усопших, чем на полноценных членов гражданского общества. Одного взгляда полногрудых и горластых сестер милосердия в регистратуре хватает, чтобы определить, кто еще жилец, а кто уж нет.

Судя по всему, меня отнесли к самой низшей категории и указали на койку в коридоре рядом с выходом, общим холодильником, чайником с кипятком и заваркой, отсеком кастелянши, набитый простынями и наволочками. Чему я был несказанно рад, так как не люблю, когда рядом сопят, стонут по ночам или, не дай бог, храпят. Но, как говорится, недолго музыка играла. Под вечер поступила команда «с вещами в палату номер шесть». Жалко было покидать насиженную берлогу, отгороженную от внешнего мира шторкой с надписью «Клизменная».