– У меня что-то есть! – кричит Гаврила из дальнего угла.
Мы с сёстрами сразу же бросаемся к брату и заглядываем в его ладони, сложенные лодочкой. Все камни выглядят по-старому, кроме небольшого осколка зелёного флюорита, который рассыпался в труху, усеяв пальцы Гаврилы крошкой изумрудного цвета.
– Я не помню, что это значит, – хнычет брат, раздосадованный, что память его так подводит.
– Это значит, что здесь есть открытый проход, из которого тянет воздухом с другого дерева, – без сомнений отвечаю я, вспоминая старые уроки тётушки Инессы. – Зелёный флюорит – хрупкий камень, он не выдерживает дуновение ветра из иного мира.
– Тройняшки, чего вы там раскопали? – окликает нас Анфиса.
Хоть мы на самом деле и не являемся с сёстрами тройняшками, а лишь погодками, но в гнезде давно уже существует негласная традиция называть нас так для удобства, что меня, например, всегда раздражало. Нас словно все пытаются воспринимать как одно целое, а не как трёх разных личностей!
Мы сразу же все синхронно поворачиваем головы к тёте.
– Здесь где-то есть лаз в соседний мир. Здесь соприкасаются ветви деревьев, – отвечает Оля.
– И что с того? – Анфиса скептично поднимает одну бровь. – Этих проходов всюду немыслимое количество, что естественных, что рукотворных. Если мы будем каждый обследовать или закрывать, так жизни не хватит! Вы мне обещали древоточца найти, а не по веткам лазать в соседние измерения!
Оля кисло кривится и возвращается к своей работе, предлагая нам продолжить обход. Однако в конце концов он так ни к чему и не приводит. Ни один из камней, кроме зелёного флюорита Гаврилы, на творящееся в аудитории не реагирует.
Следом идут верёвки, узелки, перья и прочие мелочи, но ситуация так и не меняется. Где засел вредитель – никому по-прежнему не ясно.
Андрей Васильевич от скуки уже облокотился подбородком на руку и тихо дремлет за учительским столом, а тот парень, что сидит за дальней партой, забыл обо всех своих записях и только с глуповатой улыбкой следит за нашими бестолковыми попытками найти древоточца. Мне даже становится немного стыдно от того, что без тётушек мы такие пустоголовые неумёхи.
– Ладно, я сдаюсь, – заявляет наконец Оля. – Не знаю, где он засел, но все наши средства и инструменты до вредителя попросту не достают. Давайте тогда пойдём от обратно.
– А от обратного, это как? – любопытствует Лера, поправляя заколки на своих коротких светлых волосах.
– Попытаемся избавиться от лиц. Глядишь, найдём след или заставим показаться этого древоточца.
– Да ты как будто знаешь, как от них избавиться! – подаю я голос, скрещивая руки на груди. – Я такого раньше не видела и о подобном не читала. Как заставить исчезнуть призрачные лица?..
– Любому действию есть противодействие! Нужно лишь понять, что им может не нравиться.
– Будь я лицом, – углубляюсь я в рассуждения, – мне было бы очень неприятно, если бы меня стал кто-то обзывать… Когда всё, что у тебя есть – это нос со ртом и два глаза, то поневоле начинаешь их ценить безмерно, за неимением чего-то другого. И грубые слова уязвляют вдвое сильнее.
Со стороны Гаврилы раздаётся короткий смешок.
– Ну давай! – с сомнением велит Ольга. – Твоя идея, ты и пробуй!
Я приближаюсь к стене, взглядом скольжу по портретам, пока не останавливаюсь на одном, который кажется мне довольно примечательным. На нём изображён высокий рыцарь в потемневших латных доспехах и с полутораручным мечом. Забрало его блестящего шлема с пышным красным плюмажем поднято, а на месте лица – лишь искажённая криком гримаса с закрытыми веками.
– До чего же ты уродлив! – несмело начинаю я шептать портрету. – Кожа вся висит, глаза западшие, рот огромадный, а губы тонкие, как две веточки! На тебя даже смотреть жутко! Встретишь такую рожу ночью в тёмном переулке – убежишь, сверкая пятками!
Лицо на картине никак не реагирует, будто не слышит. Это подстёгивает меня ещё больше, и тут я уже завожусь не на шутку.
– Да ещё и к такой страшной физиономии подобрал себе портрет под стать! Доспехи грязные, и ноги кривые – будто по ним кто-то палкой прошёлся! Небось и за самими этими доспехами ещё и такие уродства есть, что неохота даже латы снимать! Ну и висеть бы тебе в самом тёмном углу подвала, а не посередине аудитории!..
Я не свожу с картины взгляд, но лицо даже не шевелится. Так и остаётся недвижимым.
– Ладно тебе, Варька, хватит грязными словами язык пачкать, – поморщившись, просит Анфиса.
Читать дальше