Стивен Эриксон - Сады Луны

Позабыв о Паяцевом замке, Ганос внимательно смотрел на потрёпанный город внизу и на следы беспорядков, прокатившихся по его беднейшему кварталу. Паяцев замок стоял на самом верху утёса. На Вершину вела виляющая лестница, высеченная в известняковом склоне. До города отсюда было саженей восемьдесят, а то и больше — да ещё шесть саженей замковой стены. Мышиный квартал расположился у внутренней границы города — запутанный лабиринт лачуг и разросшихся надстроек, который рассекала напополам пробивавшаяся к гавани илистая речушка. Поскольку между наблюдательным постом Ганоса и беспорядками лежал практически весь Малаз, мальчик не мог рассмотреть почти ничего, кроме толстых столбов чёрного дыма.

Солнце еще стояло в зените, но яркие вспышки и рокочущий грохот боевой магии превращали полдень в тёмные и густые сумерки.

Позвякивая доспехами, на стену рядом с ним вышел солдат, положил прикрытую наручем руку на парапет, и ножны его длинного меча царапнули камень.

— Радуешься, что сам — благородных кровей, да? — спросил солдат, направив взгляд своих серых глаз на тлевший внизу город.

Мальчик внимательно осмотрел солдата. Он уже знал все полковые формы Имперской армии, и этот человек был офицером Второй — элитной, личной гвардии Императора. На тёмно-сером плаще красовалась серебряная фибула: каменный мост, освещённый рубиновыми языками пламени. «Мостожог».

Важные военные и гражданские чины Империи часто наведывались в Паяцев замок. Остров Малаз оставался важнейшим портом, особенно теперь, когда на юге началась Корельская война. Ганос таких уже навидался — и здесь, и в столице, в Унте.

— Так это правда? — храбро спросил Ганос.

— Что правда?

— Первый Меч Империи. Дассем Ультор. Нам в столице рассказали как раз перед отъездом. Он умер. Это правда? Дассем погиб?

Человек вздрогнул, но не отвёл глаз от Мышиного квартала.

— На то и война, — вполголоса пробормотал он, будто говорил сам с собой.

— Вы же из Второй армии. Я думал, Вторая должна быть с ним, в Семи Городах. У Й'Гхатана…

— Худов дух! Они до сих пор ищут его тело прямо в горячих развалинах проклятого города, а тут ты, сын торговца, за три тысячи лиг от Семи Городов знаешь то, что положено знать лишь немногим. — Он так и не повернулся. — Не знаю, откуда эти сведения, но послушай мой совет: держи их при себе.

Ганос пожал плечами:

— Говорят, он предал одного из богов.

Вот теперь солдат обернулся. Его лицо покрывали шрамы, а челюсть и левую щёку уродовал ожог. Но несмотря на это, солдат выглядел слишком молодым для командира.

— Извлеки из этого урок, сынок.

— Какой урок?

— Каждое твоё решение может изменить мир. Лучшая жизнь — та, которую боги не замечают. Хочешь жить свободным, мальчик, — живи тихо.

— Я хочу стать солдатом. Героем!

— Подрастёшь — перехочешь.

Флюгер заскрипел, когда порыв ветра из гавани разогнал завесу дыма. Теперь Ганос чуял запах гниющей рыбы и вечную портовую вонь человечества.

К командиру подошёл другой «мостожог»; за спиной у него была привязана сломанная, обугленная скрипка. Он был жилист и очень молод — всего на несколько лет старше Ганоса, которому едва сравнялось двенадцать. Его лицо и внешнюю сторону кистей покрывали странные оспины, а поверх грязной, видавшей виды формы он носил дикую смесь заморских доспехов и знаков отличия. У бедра висел короткий меч в треснувших деревянных ножнах. Пришедший с лёгкой непосредственностью старого приятеля прислонился к мерлону рядом с первым солдатом.

— Дурно пахнет, когда колдуны пугаются, — заметил он. — Они там теряют контроль. Разве нужен был целый взвод магов, чтобы выкурить парочку свечных ведьм?

Командир вздохнул.

— Я думал, может, они там возьмут себя в руки.

Солдат хмыкнул.

— Они все зелёные, непроверенные. Это многих из них навсегда изуродует. К тому же, — добавил он, — некоторые там исполняют чужие приказы.

— Это только подозрения.

— Так вот они, доказательства, — возразил второй. — В Мышатнике.

— Может, и так.

— Опять всех защищаешь? — спросил солдат. — Стерва говорит, это твоя самая большая слабость.

— О Стерве пусть у Императора голова болит, не у меня.

В ответ солдат снова хмыкнул.

— Может у всех нас скоро заболеть.

Командир молча повернулся и внимательно посмотрел на своего спутника. Тот пожал плечами.

— Просто чувство такое. Она же новое имя взяла, знаешь? Ласиин.

— Ласиин?

— Напанское словечко. Значит…