Варвара Мадоши: Морской закон, рыбья правда

В темноте на исходе утихающего шторма море заполнило собой мир, и стал вместо мира жадный рев. Ледяная вода драла наждачкой, крутила и бросала без секунды роздыха. Бездна со всех сторон, куда ни дернись — проиграешь.

Зура не сомневалась, что настал конец: израненные пальцы не могли больше держаться за обломок магического льда; от холода она не чувствовала ни рук, ни ног, уши и нос заливало, вдохнуть было невозможно. Это все продолжалось уже не меньше часа. Сперва она еще пыталась бороться, но теперь позволяла волнам болтать ее как им заблагорассудится и цеплялась за жизнь из какого-то звериного упрямства. Как еще не погасла эта последняя искра, Зура не знала и сама. Всякий раз, когда волна накрывала ее с головой, потом удавалось вздохнуть. Бездна играла с ней, не спеша поглотить, но спасения не было и быть не могло.

Она чертовски устала.

Браслет на запястье и серьга в ухе только тянули ко дну: неоткуда было взять спасительный порыв силы, который вытолкнул бы ее из воды; да и ни одна сила в мире не зашвырнула бы ее на безопасный берег.

А потом гладкое тело подтолкнуло ее снизу, что-то острое ударило в руку, заставляя отпустить доску.

«Кракены охотятся, — подумала Зура, пытаясь нашарить на поясе запасной кинжал. Не нашаривался: она потеряла его к концу боя. — Трупы вылавливают. Сожрут».

Но щупальца не торопились обвивать ее, утаскивая на глубину. Вскоре она догадалась, что в спину ее тыкали не макушкой панциря, а острым носом. Значит, кто-то из морского народа. Еще хуже, пытать будет…

Но так рассуждал ее рассудок, холодный и отстраненный. Ее телу хотелось жить, и руки сами собой вцепились в спинной плавник. Рыбина понеслась рывками, держась у самой поверхности воды. Зура всякий раз боялась: нырнет! Но нет, держала.

Хмарь гнилая знает, что она хотела с ней сделать. Может быть, утащить на глубину и пытать… да пусть ее.

Но рыба, удивительное дело, держала путь к берегу: Зура увидела над водой темную массу и яркую золотую точку — маяк! Но слишком маленький, и в каком-то странном месте, до Тервириена плыть куда дольше…

Ноги Зуры ударились о дно, но стоять она еще не могла и от неожиданности едва не захлебнулась. Ее подхватили человеческие руки. Зура этого неизвестно откуда появившегося спасителя, наверное, убила бы, но его спасло то, что сил у нее после многочасовой борьбы не осталось совсем. Да и спаситель оказался просто огромен, не человек — гора. Каждая его рука была как лопата, а Зуру он поднял легко, словно она ничего не весила. И перенес на берег: она услышала, как зашуршал песок и мелкие камни под босыми ногами.

Золотой свет показался где-то сбоку и внизу и превратился в фонарь, который кто-то нес в руках.

— Антуан, какой ты молодец! Достал! Положи-ка ее… кажется, она нахлебалась воды…

Под руками и коленями у Зуры оказался песок, ее ударили по спине между лопатками, и в самом деле она обнаружила, что ее рвет морской водой, соленой и горькой.

— Ну-ка, дорогая моя… — ее закутали в плащ — не гигант, а кто-то ростом куда меньше и, судя по голосу, значительно старше. Ткань была плотной, но не очень чистой, пахла солью и водорослями.

— Только не надо кидаться на мастера с кулаками, — предупредил другой голос, незнакомый. Судя по мощному рокоту, это был великан. — Себе дороже выйдет.

— Что ты, — сказал второй. — Я уверен, она достаточно благоразумна…

— Она уже пыталась меня ударить. Одно спасение, что при ней нет оружия. Так что будь осторожен, мастер.

— Спасибо за предупреждение. Теперь возьми ее, пожалуйста, и неси в дом — бедняге нужно отдохнуть. А еще напиться воды, хотя это, пожалуй, прозвучит издевательством…

На этом месте Зура наконец уговорила себя, что немедленной опасности можно не ждать, и разрешила себе отрубиться.

Если ты спас в шторм человека [1] Здесь и далее «человек» означает представителя любого из трех разумных народов, в зависимости от того, кто говорит. , отбившегося от стаи, или, обессиленного, вытолкнул из глубины, помоги ему найти своих и ни о чем не спрашивай. Если он не отблагодарит тебя потом богатыми дарами или верной службой, значит, не слишком-то ему его жизнь была нужна. Но спаситель тут уже не виноват.

Первое, что Зура увидела, проснувшись, — настежь открытая дверь, за которой на ярком солнце покачивался незнакомый кустик с мелкими жесткими листьями. Дальше за белыми известняковыми камнями был обрыв, за обрывом виднелась сине-зеленая полоса то ли моря, то ли неба.