Лев Гроссман - Волшебники

Боль в груди и плече, которую Квентин еще чувствовал в первые недели после своего воскрешения, начала проходить. Шок, испытанный им на первых порах от произведенной кентаврами трансплантации, сменился почтительным изумлением. Две трети ключицы, почти все правое плечо и бицепс состояли теперь из полированного темного дерева — то ли яблони, то ли вишни. Он ничего не чувствовал, стуча по нему костяшками пальцев, но гнулось оно превосходно и без всяких швов смыкалось с настоящими мышцами. Квентину это нравилось. Правое колено тоже сделалось деревянным, хотя он не помнил, как его повредил — может быть, это случилось, когда он уже свалился без памяти.

И это было еще не все. Волосы и даже брови у него побелели, как у персонажа Эдгара По из новеллы «Низвержение в Мальстрем». Он точно носил парик от Энди Уорхола.

Он делал все, лишь бы не сидеть на месте. Упражнялся в стрельбе из лука на просторном заросшем стрельбище. Старался поймать одного молодого кентавра, который в порядке физиотерапии учил его ездить верхом и фехтовать на саблях. Иногда Квентин воображал, что сражается с Мартином Четуином, иногда дрался просто так, но противника так ни разу и не задел. Несколько говорящих зверей, барсук и здоровенные зайцы, обнаружив его в Убежище и убедившись по виду и запаху, что он человек, да еще и с Земли, вбили себе в голову, будто он и есть новый верховный король. После сердитых заверений Квентина, что он не король и никем таким быть не желает, они нарекли его Отрекшимся Королем. Под его окном они оставляли капусту, орехи и сплетенные собственными лапами трогательные короны из украшенных кварцем прутьев. Квентин ломал эти изделия на мелкие части.

На обширных лугах Убежища пасся порой небольшой лошадиный табун. Квентин сначала думал, что это обыкновенные домашние лошади, но все обстояло несколько посложнее. Кентавры обоего пола то и дело совокуплялись с ними, публично и громогласно.

Его пожитки, которые он нашел в углу и сложил в комод, заняли ровно половину ящика, одного из пяти. В комнате имелся еще шаткий письменный стол флоридского стиля, выкрашенный в белый и бледно-зеленый цвета. Как-то Квентин стал рыться в нем, надеясь обнаружить следы прежних жильцов. Он надумал прибегнуть к элементарной письменной магии и попытаться узнать, что сталось с прочими магами. Вряд ли, конечно, техника ясновидения сработает между двумя мирами, но нельзя знать, пока не попробуешь. В столе, кроме россыпи пуговиц, старых каштанов и трупиков экзотических насекомых, нашлись два конверта и ветка с множеством листьев.

Конверты были сделаны из толстой бумаги кентаврийского производства. На одном каллиграфическим почерком Элиота было надписано его имя. У Квентина помутилось в глазах — пришлось срочно сесть.

Внутри, обернутая вокруг сплющенной пересохшей сигареты марки «Мерит ультра лайт», лежала записка.

ДОРОГОЙ КЬЮ,

НЕЛЕГКАЯ БЫЛА РАБОТЕНКА ВЫТАЩИТЬ ТЕБЯ ИЗ ТОГО ПОДЗЕМЕЛЬЯ. РИЧАРД ЯВИЛСЯ ВСЕ-ТАКИ ПОД КОНЕЦ; СПАСИБО ЕМУ, КОНЕЧНО, ХОТЯ С НИМ ТОЖЕ НЕЛЕГКО, ВИДИТ БОГ.

МЫ ХОТЕЛИ ОСТАТЬСЯ, КЬЮ, НО С КАЖДЫМ ДНЕМ ЭТО ДЕЛАЛОСЬ ВСЕ ТРУДНЕЕ. КЕНТАВРЫ СКАЗАЛИ, ЧТО ДЕЛО ДОХЛОЕ, НО ЕСЛИ ТЫ ЭТО ЧИТАЕШЬ, ТО, ЗНАЧИТ, ВСЕ ЖЕ ПРИШЕЛ В СЕБЯ. ПРИМИ МОИ СОБОЛЕЗНОВАНИЯ — Я ЗНАЮ, КАК ТЕБЕ БОЛЬНО. В СВОЕ ВРЕМЯ Я ГОВОРИЛ, ЧТО НИ В КАКОЙ СЕМЬЕ НЕ НУЖДАЮСЬ. ОШИБСЯ, КАК ВЫЯСНИЛОСЬ: МОЯ СЕМЬЯ — это ты.

ДО ВСТРЕЧИ,

В другом конверте обреталась общая тетрадь с потрепанными углами. Квентин не видел ее шесть лет, но узнал сразу.

С полной ясностью сознания он сел на кровать и открыл рукопись под названием «Волшебники».

Текст, порой неразборчивый или размытый водой, занимал, к сожалению, всего пятьдесят страниц. Кристофер Пловер, как известно, писал для детей, то есть просто, доступно и задушевно; эта проза была куда жестче, изобиловала юмором и сочинялась, видимо, второпях, судя по орфографическим ошибкам и множеству пропущенных слов. Объяснялась эта метаморфоза просто: автор в первом же абзаце объявлял, что это первая из книг «Филлори», написанная подлинным очевидцем — Джейн Четуин.

История начиналась с того самого места в конце «Блуждающей дюны», когда Джейн и Хелен («моя славная, но чересчур правильная сестричка») поссорились из-за спрятанных Хелен волшебных пуговиц. Джейн, не сумев отыскать их, поневоле ждет, но приглашений из Филлори больше не поступает. Все выглядит так, будто Четуины в дальнейшем обречены жить, как самые обычные дети. Это в общем-то справедливо, думает Джейн, ведь почти никто из детей Земли в Филлори вообще не бывал — справедливо, однако нечестно. Все ее братья и сестры посетили Филлори по меньшей мере дважды, а она только раз.