Андрей Кречетов - Воля твоя (СИ)

Посередине крохотной полянки небольшим домиком была сложена кучка прутов. Пахло из-под них. Дева наклонилась, понимая, что видит разгорающийся огонек, однако ему не хватало самую малость — легкого дуновения ветерка, которого здесь, в аномалии, не было совершенно. Лишь верхушки деревьев кое-как трепыхались, намекая на его присутствие, но где-то там, в вышине.

Она осторожно подула, и костерок мгновенно занялся теплым пламенем. Несколько минут — и от него остался лишь мелко истлевший пепел, почему-то еще долго сохраняющий жар.

Нет, подумала дева, в этом месте не просто со временем странные дела творятся. Это время на разные его части распространяется слишком отдельно, слишком по-своему. Негармонично.

Это был алтарь. Самый настоящий алтарь в чаще леса, более того, где-то в глубине этой чащобы. Что за божок изображался на полунаскальной-полувырезанной каменной плите, местами обколотой и обвалившейся, дева не знала. Она мало интересовалась вообще всеми пантеонами богов, хотя особенности некоторых религий ей уяснить пришлось. Чтобы не попасть впросак по глупости. И этот божок был явно не из числа ей хотя бы косвенно знакомых.

На алтаре была чаша, всего одна и с одного края. Возможно, когда-то их было две — символизируя весы и цикл равновесия, однако вторая куда-то явно запропастилась, оставив после себя лишь огрызок цепи. Предположительно даже, что запропастилась не своей волею. Чаша была дырява, словно решето, и подвешена тремя проржавевшими цепями за выступающий из алтаря каменный штырь.

Рассмотреть изображение как следует не удалось — изобразитель был хоть старательный, но крайне неумелый. Единственное, что становилось понятно, так это то, что у божка крайне широкая пасть, напоминающая жабью, и великое множество крохотных треугольничков в ней, что должно было означать зубы. Значит, масла и благовония отпадают, так же как всеразличные травы, монеты, богатства — божок выглядел типично хищно.

Очень скоро стало понятно, что в этом месте нет никаких посторонних тварей, могущих угрожать здоровью. С тех пор дева, скинув с себя практически все вещи и оружие за ненадобностью, ходила налегке.

Бывший серийный убийца с наградой за свою голову не покидал центра всей этой площадки. Просто ходил между поваленными стволами, разгребал ветки и листву, чтобы на следующий день делать то же самое, а потом сидел и что-то чертил в воздухе. Видимо, за проведенное внутри аномалии время уже совсем отчаялся на какие-либо действия в принципе.

Дева хотела присмотреться к знакам, но очень скоро поняла, что это скорее бред сумасшедшего, нежели обдуманная и выплеснутая в такую форму мысль. Рисунки на стволах ей тоже мало чем помогли, зачастую повторяя плохо нарисованную рожицу с алтаря.

И все равно это не оказался столь уж бесполезный день — для себя дева определила, что к злому в прошлом человеку, которого намеревалась убить за награду, сейчас не испытывает ничего. Или почти ничего.

Сегодня она жарила яйца. На том самом неуклюже сооруженном костерке, делящимся теплотой несоразмерно щедро. Трапеза, если учитывать предшествующую ей многодневную голодовку, получилась на славу.

У девы даже промелькнула робкая мысль, а не поделиться ли едой с другим узником ловушки? Но она быстро ее отвергла.

Спать, как оказалось, тоже было не обязательно. Достаточно было просто не ложиться и не закрывать глаз в ожидании сна. А обычная усталость, сопровождающая к концу дня, ей просто казалась. Вот так: достаточно было уверовать, что ты бодр и полон сил, как на тебя накатывали именно эти чувства. Теперь можно было не тратить время на бесполезный сон и вплотную заняться делом, благо дева ночью видела не хуже дневного.

Кто бы мог подумать, но все мытарства оказались впустую: обойдя всю территорию по вытянутому кругу, выхода дева так и не обнаружила. Каждый раз, в определенный момент, она понимала, что направление резко менялось на обратное, и то, что должно было вывести ее прочь, вновь вело к центру. И дева пробовала дальше, делая новый шаг в сторону, неизменно возвращающий ее на путь к середине. И так, шаг за шагом обойдя все — надежда откровенно угасала. Создавалось впечатление, что эта ненормальная территория не имела выхода.

Дева, как с ней бывает крайне редко, впала в прострацию.

Стремление что-то делать, куда-то идти, чем-либо заниматься улетучилось. Просто пропало, растворившись без следа. Движимая целью, дева не ведала покоя и не знала отдыха, но теперь, когда стало ясно, что ловушка односторонняя и не имеет по своим границам физического выхода, все потуги вырваться казались тщетными. Признать честно, когда она входила сюда, явственно натолкнувшись на барьер, то такое не могла вообразить даже в кошмарах — что откуда-то не будет обратного пути. Это было непривычно, необычно и ненормально в ее понимании. Казалось, что всегда есть выход и все можно обернуть вспять, каким бы грандиозным по своей значимости или чудовищности не выглядел поступок. И убийца, как она считала, был тому исключительным подтверждением.