Павел Комарницкий - Исполнитель

…

Первей сидел в уютной гостиной, обставленной не то, чтобы роскошно, но со вкусом и достатком. Мужской одежды в доме не оказалось, поэтому рыцарь был закутан в пушистый плед, а на ногах его красовались меховые шлёпанцы, над краем которых свешивались его пятки - тапки явно не были рассчитаны на его размер. Стакан с горячим глинтвейном Первей держал двумя руками, зажав между ладоней.

– Наконец-то… Наконец-то ты меня нашёл. Знал бы ты, как я скучала всё это время.

Эльвира сидела совсем рядом, и в надвигающихся сумерках её глаза утратили бесстыжий блеск, стали глубокими и таинственными.

– Ты знаешь - такой знакомый короткий смешок - бабы, наверное, и в самом деле все дуры. Представь, мне тут как-то стало жалко того моего бесплотного состояния.

– Понимаю… Всемогущество и всезнание.

На её лице плясали отсветы огня, жарко пылавшего в камине.

– Ничего-то ты не понимаешь, дурачок. Всемогущество, всезнание… Кому это надо, если нет главного? Сколько раз я просыпалась за эти долгие, бесконечные одинокие ночи. Просыпалась, потому что мне всё время чудилось - "Родная, отзовись…"

Вместо ответа рыцарь отставил стакан и протянул к ней руки. И снова вдыхал её запах, целуя и в губы, и в глаза, и куда попало. Она отвечала жадно и бесстыдно, и вдруг Первей ощутил под своей рукой упругую грудь. Орудие рыцаря враз пришло в боевую готовность, благо накинутый плед не стеснял движений. Её пальцы уже распускали шнуровку платья…

Она вдруг издала короткий смешок.

– Между прочим, ты обещал мне помочь, хотя бы в первый раз.

– Воспитанная девушка раздевается сама, не дожидаясь, когда её об этом попросят.

Эльвира фыркнула.

– Только, пожалуйста, не ори, как я тогда: "раздевайся!!!"

Он засмеялся первый, и она ответила ему глубоким грудным смехом, и ещё спустя пару секунд они валились друг на друга от хохота. Всё напряжение, накопленное за эти годы, весь ужас и все невзгоды - всё улетало прочь… Орудие Первея ослабло было - смех гасит желание - но Эльвира уже брала его руки, ладошками прижимая к своей голой груди.

– Вот те самые титьки…

И дальнейшее рыцарь осознавал уже смутно…

…

Огонь в камине угас, и только россыпь углей светилась, точно сказочные рубины. В таком свете уже совершенно невозможно угадать выражение лица, и только багровые отблески играли в глазах, казавшихся теперь абсолютно чёрными.

Эльвира лежала, приподнявшись на локте, и гладила, гладила Первея по лицу, по волосам…

– Всё позади, мой милый. Всё теперь позади.

– Нет, родная. Всё у нас ещё впереди.

Долгий, тягучий поцелуй.

– Ты хочешь что-то сказать, мой милый? Говори, не стесняйся.

Первей вообще-то не хотел, но какой-то бесёнок уже тянул его за язык.

– Слушай, ты чего такая рыжая-то, фрекен Эльвира? Рыжую я не заказывал…

Она ещё возмущённо пыталась вырваться, но из глубины груди уже рвался смех.

– Нет, это немыслимо… Ты совершенно невозможен!