Джек Вэнс - Мыслитель Миров и другие рассказы

На следующий день он прогулялся по берегу к той площадке, где Такти-Таи строил лодку. Площадка была аккуратно прибрана, а бережно подвешенные инструменты хранились рядом, под навесом. В лесу, дальше от берега, росли прекрасные маккары – из них выдалбливали самые прочные лодочные корпуса.

Инга отвернулся. Он вытащил в воду каноэ, чтобы порыбачить, и, покидая лагуну, взглянул на запад. Там не было ничего, кроме пустого горизонта – точно такого же, как на востоке, на севере и на юге… Весь оставшийся день Инга ощущал беспокойство. За ужином он переводил взгляд с лица на лицо. Среди окружавших его людей не было никого из его ближайших друзей – все они построили лодки и уплыли под парусом. Друзей больше не было – друзья узнали тайну.

На следующее утро, не принимая никаких решений сознательно, Инга наточил инструменты и повалил две крепкие маккары. По сути дела, он еще не строил лодку – так он заверял себя – но приготовить выдержанные стволы заранее было полезно.

Тем не менее, на следующий день он очистил стволы от ветвей и обрубил их, чтобы получились два длинных бревна равной длины, а еще через день все юноши из деревни собрались, чтобы помочь ему оттащить эти бревна на площадку. Никто не удивлялся происходящему – каждый понимал, что Рона-та-Инга собрался строить лодку. Маи-Мио теперь откровенно сожительствовала с Ама-та-Лалау. Работая на площадке, Инга видел, как они играли в воде, и не раз у него перехватывало дыхание от огорчения. «Да! – говорил он себе. – Я буду только рад присоединиться к настоящим друзьям!» К старым друзьям, к тем, кого он знал с тех пор, как его перестали называть «молочным именем», с кем он играл и соревновался – все они уплыли за горизонт, он тосковал по ним в одиночестве. Инга прилежно выжигал и долбил корпуса, выскребал их, выравнивал долотом. Потом он закрепил палубу и соорудил на ней маленькое убежище из плетеных прутьев, с защищавшей от дождя крышей из сухих листьев. Он изготовил мачту из идеально прямого ствола молодого пасиао-туи, зачистил ее, установил в вырезе палубы и снабдил оттяжками. Собрав лыко, он сплел грубый, но прочный парус и подвесил его так, чтобы он растянулся и подсох. После этого он стал запасать провизию – собирал орехи, сушил фрукты, коптил рыбу, завернутую в листья сипи, наполнял питьевой водой пузыри иглобрюхих рыб. Никто не знал, как далеко и как долго предстояло плыть на запад. Лучше было не голодать, лучше было приготовить достаточные запасы – для тех, кто плыл по ветру, обратного пути не было.

Наступил день, когда он подготовился – почти такой же, как все остальные дни его жизни. Солнце светило тепло и ярко, воды лагуны рябились и мерцали, увлажняя кромку пляжа маленькими игривыми волнами. У Рона-та-Инги все напряглось внутри, пересохло в горле, он сомневался в своей способности выдавить хоть слово. Молодежь выстроилась вереницей на берегу – все благословляли его лодку пригоршнями воды. Инга взглянул в каждое из лиц, взглянул на хижины, на деревья, на берега, на все, что он любил так горячо… Все это уже казалось далеким. Слезы текли ручейками по его щекам. Он поднял руку на прощание и отвернулся. Он чувствовал, как лодка двигалась по песку, как она стала покачиваться на воде. Пловцы вытолкнули катамаран из лагуны в океан. В последний раз Инга обернулся, чтобы взглянуть на деревню – его охватило безумное желание спрыгнуть в воду и плыть назад, к берегу. Инга поднял парус, сразу раздувшийся под напором ветра. Вода зашумела под катамараном – он плыл на запад, остров остался за кормой.

Синие валы непрестанно поднимали и опускали лодку, за кормой бурлила кильватерная струя. Вечернее небо долго бледнело, становясь золотистым, пылающий закат потускнел, наступили безмятежные сумерки. Появились звезды – Инга, молчаливо сидевший у руля, правил прямо по ветру. В полночь он опустил парус и заснул в на палубе тихо дрейфующей лодки.

Утром он впервые проснулся один посреди пустынного безбрежного океана. Инга поднял парус и снова помчался на запад – так прошел этот день, так прошли еще несколько дней. Инга радовался тому, что взял с собой обильный запас провизии. На шестой день ему показалось, что ветер стал прохладнее. На восьмой день он плыл под небом, затянутым высокой пеленой – он никогда раньше не видел такого пасмурного неба. Синий океан посерел, а через некоторое время приобрел зеленоватый оттенок. Вода под катамараном стала холодной. Ветер налетал яростными шквалами, раздувая сплетенный из лыка парус; Инга горбился, сидя в убежище – в какой-то степени оно предохраняло его от беспощадно налетавших брызг. Утром девятого дня прямо по курсу уже виднелась туманная темная полоса, к полудню превратившаяся в череду высоких утесов – прибой разбивался о зазубренные скалы под утесами, с ревом накатываясь на крупную гальку и откатываясь в море. Ближе к вечеру катамаран уткнулся в один из галечных пляжей – Инга осторожно спрыгнул на берег. Дрожа под хлещущими порывами холодного ветра, он оценил обстановку. На всем каменистом берегу не было никаких живых существ, кроме трех или четырех серых чаек. Поодаль, справа, лежал разбитый прибоем корпус другой лодки, а еще дальше – неразборчивая груда дерева и волокон: скорее всего, остатки еще одной лодки.