Виктория Авеярд - Разрушенный трон [litres]

Прошло по меньшей мере два часа с тех пор, как исчезла Эванжелина. Она завтракала в необычном молчании, поглощая все, что ставил перед ней слуга. Я не настаивала. У всех нас сегодня трудный день, а самый трудный – у нее. Когда она сказала мне, что хочет немного побыть одна, я была готова предоставить ей пространство, которого она так отчаянно хотела.

Она отдала мне написанное ей письмо, то самое, которое Птолемус должен будет прочитать во время своей завтрашней трансляции. Она не из тех, кому нужна помощь или даже поддержка, но сейчас между нами нет секретов. Она хотела, чтобы у меня была возможность выбирать.

Я его не читала.

Оно лежит на кофейном столике у нас в гостиной, дразнит даже из соседней комнаты. Я не дура. Я провела при Серебряных дворах столько же времени, сколько Эванжелина и, вероятно, подслушала больше, чем она подслушает за всю свою жизнь. Так обычно поступают тени.

А писать письмо вместо того, чтобы самой отправиться в Разломы, – поставить все под угрозу срыва. И неважно, сколько я буду это повторять, Эванжелина отказывается слушать. Она всегда была упрямой, всегда быстро зарывалась рогами в землю. Я думала, что здесь она избавится от этих качеств. Здесь она может быть другой. Но она практически не изменилась. Она все еще горда, все еще озлобленна, все еще боится потерять тех немногих людей, которые ей дороги.

Я стараюсь не заходить в гостиную, чтобы не смотреть на письмо. Вместо этого я занимаю себя уже застеленной кроватью. У нас нет личных слуг, но есть горничные, которые ежедневно убираются в наших комнатах и готовы предоставить нам все, что мы можем попросить.

«Ненадолго».

Я сдуваю с лица прядь волос. У меня нет ни малейшего представления, как поддерживать большую часть своей одежды в надлежащем порядке. В особенности – кружевное белье, которое больше всего нравится Эванжелине. Я собрала в чемодан несколько комплектов. Она заслуживает награды, если передумает.

И про отречение – и кое-что другое тоже.

Вздохнув, я сажусь на кровать и падаю на прохладное покрывало. Одеяла темно-зеленые, того же цвета, что и флаг Монфора, и я представляю, что лежу на лесной подстилке. Мои алые волосы очень сильно выделяются на фоне ткани; они яркие, как кровь. Я раздумываю, не позвонить ли горничной и не попросить ли ее приготовить мне горячую ванну, но в этот момент кто-то заходит в гостиную. Есть только один человек, который не потрудился бы постучаться, и я готовлю себя к неизбежным разногласиям по поводу сегодняшнего дня.

Движения Эванжелины грациозны. Не как у кошки, а как у не прекращающей свою охоту волчицы. Обычно мне нравится, когда она охотится за мной, но сейчас я не ее добыча. Когда она входит в комнату, она не смотрит на меня, хотя мой силуэт довольно красиво очерчивается на солнечном свете. Лучи скользят по мне, окрашивая мою бледную кожу и красное платье в красивую дымку. Мне нравится носить красное. Этот цвет подходит к моим волосам, заставляет меня чувствовать себя живой. Эванжелина сегодня одета в цвета своего дома, хотя у нее больше нет необходимости их носить. Черная кожа, серая шерсть. По сравнению с тем, что она носит обычно, этот наряд кажется скучным.

Она роняет что-то на пол, и я замечаю, как под стул закатывается недоеденное яблоко. Бывшая принцесса, похоже, ничего не замечает, или ей все равно. Я морщу нос.

– Лучше тебе это убрать, Эви, – говорю я, прежде чем она успеет отругать меня за то, что я отправила к ней Кармадона. Сбивая волка со следа.

Она едва пожимает плечами, позволяя мягкому свету падать на ее серебряного цвета волосы. Он танцует и преломляется у ее головы, и на мгновение она надевает корону, которую могу видеть только я.

– Думаю, буду наслаждаться последними часами работы горничных.

«Как она драматизирует», – думаю я, борясь с желанием закатить глаза.

– Сомневаюсь, что они так быстро перестанут нас содержать.

– Как же хорошо ты знаешь Дэвидсона, – говорит она с ядовитой ухмылкой. Я чувствую укол знакомого обвинения и отмахиваюсь от него.

– Я не собираюсь снова вступать в этот спор. У нас есть более важные вопросы для обсуждения.

Она подходит к изножью кровати, останавливается и наклоняется вперед, опираясь на руки. Ее взгляд встречается с моим, глаза цвета грозовой тучи на фоне моих небесно-голубых. Я вижу в ее глазах отчаяние и гнев.

– Мне важно обсудить вопрос о твоей будущей работе.

– Это может подождать, – говорю я ей. Эта тема поднимается не в первый раз. Какую бы роль я ни решила играть в Монфоре – этот выбор я сделаю сама. – Ты должна быть там, – тихо бормочу я, садясь, чтобы прикоснуться к ней.