Виктория Авеярд - Разрушенный трон [litres]

Она откидывает голову назад и смеется.

– Потому что я намного лучше тебя умею драться.

Я пытаюсь подражать ее смеху. Это звучит пусто, издевательски. И я говорю, не подумав.

– Даже лучшие воины на свете не застрахованы от ранней гибели.

Ее пальцы вырываются из моих, и она отшатывается, как ошпаренная. Эванжелина отворачивается так быстро, что я почти не замечаю слез, выступивших у нее на глазах. Естественно, я пытаюсь последовать за ней, но она машет мне в ответ, подняв ладонь и дрожа. Ее кольца, браслет и ожерелье дрожат и танцуют, вращаясь вокруг нее. Отражая ее боль.

– Прости, – выпаливаю я.

Какая же я дура.

«Ее отец, Элейн. Она думает о нем. О великом воине, который рано оказался в могиле».

Несмотря на то, что Воло Самос держал ее в ловушке, благодаря ему она стала той, кто она есть. Такой сильной, такой свирепой. И она любила его, что бы там кто ни думал. Она любила его и позволила ему умереть. Я знаю, что она винит в его смерти себя. И что она до сих пор видит его последние минуты в кошмарах. Она сбежала из своей клетки – а ценой этому побегу стала человеческая жизнь.

Я начисто забываю об отречении и моей будущей работе. Без колебаний я обнимаю ее, прижимаясь щекой к ее спине, – и чувствую, как колется ее шерстяной свитер.

– Эви, мне так жаль, – шепчу я. – Я не хотела напоминать.

– Все в порядке, – резко отвечает она. – Мне напоминает каждая дверная петля.

Каждая серьга. Каждый замок. Каждая лампа. Каждый нож. Каждый пистолет. Каждый кусочек металла в пределах ее восприятия. Он научил ее этому, сделал из нее оружие, которым она является сейчас.

«Неудивительно, что она всегда бежит в сад».

Она сбежала от него, но от памяти о нем сбежать не может.

По крайней мере, она позволяет мне обнимать ее. Это начало. Благоприятная возможность. И ответственность.

– Я знаю, ты любишь притворяться, что сделана из железа, – бормочу я, крепче сжимая ее в объятьях. Она прижимается ко мне, ее плечи поднимаются и опускаются. – Что у тебя даже сердце железное. Но, любовь моя, мне лучше знать. Со мной тебе не нужно прятаться.

Письмо в гостиной, кажется, прожигает дыру в моем мозгу.

«Она должна отречься от престола вместе с Птолемусом. Это самый лучший способ покончить с этим, самый безопасный способ. Возможно, это не спасет нас от дальнейшего кровопролития, но избавит ее от чувства вины. Не знаю, сколько времени она сможет это терпеть».

– Я знаю, почему ты не хочешь возвращаться в Разломы, – бормочу я. Она напрягается, но не убегает. Это хороший знак. – Ты боишься, что там будет твоя мать.

Эванжелина так легко вырывается из моих объятий, что я почти не замечаю, как она уходит.

Дверь за ней захлопывается, и я остаюсь одна.

Эванжелина

Я чувствую, что могу дышать, только когда оказываюсь на другом конце поместья премьер-министра. Можно было бы сказать, что это все потому, что поместье находится на вершине холма, но я уже давно привыкла к разреженному воздуху. Нет, мне сжало грудь от неудобных, идиотских чувств. Не говоря уже о банальном чувстве стыда.

Элейн видела меня плачущей. Но это не значит, что мне нравится плакать у нее на глазах – или еще как-то показывать перед ней свою слабость. Показывать слабость перед кем-либо. Я понимала это, потому что жила при дворе Норты – а это было очень жестокое место. Я хорошо играла в эту игру, скрываясь за своими драгоценностями, доспехами и семьей, такой же страшной, как и любая другая.

Но теперь это не так.

Меня там не было, я не видела, как он умер. Но я слышала достаточно перешептываний, чтобы знать, какой его ждал конец, и мне все равно снятся его последние минуты. Почти каждую ночь я просыпаюсь – и вижу этот образ у себя перед глазами. Вижу, как Воло Самос шагает через поле боя, вижу, как остекленели его глаза, как устремлен вдаль его взгляд. Джулиан Джейкос спел ему песнь и отправил его навстречу смерти.

Интересно, понимал ли он, что происходит? Был ли он заперт в своей собственной голове, понимал ли, что с каждой секундой все ближе его конец?

Каждую ночь я вижу, как тело моего отца разбивается о корабль Озёрных. Вижу его раздробленный череп. Дергающиеся в судороге пальцы. Вижу серебряную кровь, вытекающую из его многочисленных ран. Сломанный позвоночник. Вывернутые ноги. Вывалившиеся на палубу кишки. Иногда он взрывается, превращаясь в пыль и пепел. Я всегда просыпаюсь до того, как до него добираются королевы Озёрного края или его тело накрывает речная волна.