Виктория Авеярд - Разрушенный трон [litres]

Покрутив пальцы, он указывает в дальний конец тронного зала. Я даже не пытаюсь оборачиваться. Все равно через минуту я их увижу. Но, честно говоря, я не хочу видеть, как пристально Диана Фарли смотрит на Птолемуса. Мой живот сводит, как сводит всегда, когда я нахожусь рядом с Красным генералом.

«Прекрати», – говорю я себе.

Я уже боюсь камер. У меня нет сил бояться еще и ее.

– Рен сказала, что ты не будешь говорить?.. – говорю я, и мой голос стихает на середине фразы.

– Да, – Кэл скрещивает руки на груди и принимает позу, которую я хорошо знаю. Он готов к бою. – И нас не будет в кадре во время трансляции. Иначе это неправильно поймут.

Его логику нетрудно понять.

– Понимаю. Ты хочешь, чтобы страна видела, что мы делаем это по собственной воле. Что над нашими головами не висит никакого меча. – Когда эти слова слетают с моих уст, я вздрагиваю – и Кэл тоже. Я представляю, как он думает о том моменте, когда меч пронзил шею его отца. – Прости. Неудачно выразилась.

Он отмахивается от меня, хотя его лицо бледнеет.

– В основном мы здесь, только чтобы оказать поддержку, – бормочет Кэл.

Я моргаю, глядя на него, нахмурив брови.

– Нам? – усмехаюсь я.

Он качает головой.

– Им.

Он бросает взгляд в дальний конец тронного зала, туда, где нет оборудования. У окон, тесно прижавшись друг к другу, стоит небольшая группа людей. Они напоминают ярко раскрашенных птиц. Неожиданно мне кажется, что меня вот-вот стошнит. Я ищу среди них знакомый силуэт, высматриваю пантеру, идущую за ней по пятам. Но моей матери нет среди Серебряной знати.

Элейн не так повезло. Она прерывисто вздыхает, когда замечает своего отца.

Джеральд Хейвен спокойно беседует с дворянами Разломов, а также с некоторыми представителями старой Норты. Никого из Дома Самос я не вижу, но узнаю лорда-генерала Лариса, союзника моего отца и бывшего командующего воздушным флотом Норты. Все они стараются не пересекаться с нами взглядами. Отказываются это делать. Они не одобряют наше решение, но остановить нас, конечно, не могут.

Элейн первой отводит взгляд. Ее лицо остается непроницаемым. Ни румянца, ни побледневших щек. Насколько я знаю, она не видела отца несколько месяцев. За это время они обменялись лишь несколькими письмами. Короткими, лаконичными, а со стороны Джеральда – откровенно оскорбительными. Он хотел, чтобы она вернулась домой. Она неизменно отвечала отказом. В конце концов, он перестал спрашивать ее об этом – и перестал писать.

При виде его я чувствую холодную ярость. Я знаю, сколько боли он ей причинил. Кэл ужасно понимает женщин и, конечно же, неправильно истолковывает причину моего гнева. Бывший король толкает меня локтем в плечо.

– Все в порядке. Не позволяй им напугать тебя. Когда отрекался я, они вели себя точно так же, – тихо хрипит он. – Бабушка несколько дней отказывалась со мной разговаривать.

Я пытаюсь побороть очень знакомое желание закатить глаза.

Рен поднимает бровь.

– Но она в конце концов смягчилась?

В ее голосе слышится слабая надежда, но я считаю ее вопрос неуместным. Я достаточно хорошо знаю Анабель Леролан, чтобы это понимать.

Кэл с трудом сдерживает смех.

– Не совсем, нет. Однако она смирилась с моим решением. У нее нет выбора. Пылающая Корона умрет вместе со мной, и не будет никого другого, кто смог бы восстановить разрушенный мною трон.

«Да – пока ты жив, – хочется сказать мне. Для такого блестящего военного стратега Кэл демонстрирует ужасную недальновидность. – Появятся те, кто заявит свои права на престол. И здесь, и в Норте. Претенденты появятся, хотя наши тела еще не успеют остыть».

Кого-то другого эта мысль привела бы в отчаяние. Но мне она почему-то приносит утешение. Я решила отречься, потому что могу это сделать. И если кто-то другой захочет претендовать на корону, от которой я отказываюсь, так тому и быть. От меня это не зависит. Для этого я сделала все, что было в моих силах.

– Наши народы должны видеть, что наши взгляды на этот вопрос совпадают, – бормочет Кэл. Он все еще смотрит на Серебряных, его глаза горят, как будто он может их сжечь. – Что мы готовы отпустить старый мир. Вместе.

Как бы ни были банальны его слова, я, конечно, не могу с ними спорить. Или игнорировать нахлынувшую бурю эмоций.

Я улыбаюсь – широко и искренне.

– Да. Это так.

Эванжелина

Пока мой брат произносит свою речь, я неподвижно стою рядом с ним. Он немного торопится, но в остальном все идеально, лаконично и решительно. Он смотрит прямо перед собой, не моргая, сидя за простым столом, придвинутым к нашим старым стальным тронам. В кадре находимся только мы. В остальной части тронного зала царит мертвая тишина. Присутствующие наблюдают, как на их глазах совершается история.