Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев [litres]

Ничего не хотелось. Может, просто уйти под воду с головой? Мастер смерти не умеет спасать от смерти. Лишь подсматривает с букета.

Кранцвейлера убил. Мастера Мару убил. Сотни, тысячи людей убил.

Закололо в груди. Я не смогу, подумала Эльга. Я не смогу и погублю всех. Сколько листьев ни кидай в бездну…

– Госпожа мастер.

Эльга повернула голову. Служанка, девчонка одного с ней возраста, поклонившись, положила на стул рядом серебристо-черный сверток.

– Повелитель Края прислал вам одежду.

– Пусть сдохнет.

Служанка побледнела.

– Я все слышу-у! – донеслось от дверей.

– Помоги, – сказала Эльга служанке.

Но та испуганно спряталась за колонной. Впрочем, Эльга успела выбраться из ванны, завернуться в малахай и стянуть его поясом прежде, чем Скаринар оказался рядом.

– У тебя странные желания, – сказал он.

Половина волос на его голове была приглажена и лоснилась от жира, зато другая половина топорщилась белыми косицами. Заметив вопрос у Эльги в глазах, Скаринар сообщил:

– Я убил своего цирюльника.

Он постоял, глядя на разводы воды на полу. Потом, обнаружив, что и сам стоит в небольшой луже, отшагнул назад. Выбеленные щеки при этом у него странно дернулись.

На мастере смерти были короткие зеленые штаны и белоснежные чулки, заправленные в красные туфли с серебристыми пряжками, незастегнутый горжет свисал с плеча. На широкой перевязи висела в ножнах короткая шпага, придавая костюму элегантную законченность. Но, конечно, пользоваться шпагой Скаринар не собирался. Зачем? Ах, смешно, какие шпаги в нынешние мастеровитые времена!

– Да, – сказал он, – я о чем? Я не сдохну, дорогая ученица, как бы ты этого ни желала. Я все чувствую. Кстати…

Хлопок в ладоши вызвал к жизни в дверном проеме две человеческие фигуры, которые, звонко отбивая шаги, направились к возвышению.

– Я приготовил тебе первое задание, – заговорщицки шепнул Скаринар.

Он повлек Эльгу навстречу гостям.

Первый оказался крепким, кряжистым пожилым тангарийцем, с орлиным носом, курчавой бородой и холодным взглядом светло-зеленых глаз. Был он в темном нагруднике поверх муландира, в широких, по тангарийской моде, штанах и высоких сапогах.

Второй, что вышел из-за его спины, неспешно размотал шарф, какие обычно защищают лица всадников от грязи.

Он был высок, тонок, светлые, выгоревшие волосы торчали гребнем, словно в подражание Скаринару.

– Рыцек! – выдохнула Эльга.

– Узнала, ёрпыль-гон! – осклабился молодой воин.

– Ах, так вы знакомы! – фальшиво удивился Скаринар.

– Да, повелитель, – кивнул Рыцек, – мы из одного местечка.

– Даже так? – Мастер смерти обошел Рыцека со спины и посмотрел на Эльгу. – Это очень интересно. Там же живут ваши родители?

– Да.

– Рыцек… – тускло повторила Эльга, глядя, как ее детский друг искоса ест глазами Скаринара. – Ты же против него…

– О да! – Скаринар хлопнул Рыцека по плечу. – Но некоторые люди вовремя понимают, кому стоит служить, а кому нет. Иначе можно умереть.

Он расхохотался.

– Эля, господин Ольботтог – он как Киян-мастер, – сказал Рыцек. – Он – сила. Он, понимаешь, вообще непобедим.

– Ну-ну-ну, – заулыбался Скаринар. – Я еще не грандаль. Хотя я в них совсем не верю. И не надо называть меня так официально. Для тебя я – Скари.

– Скари.

– Повелитель Скари.

– Повелитель Скари, – отозвался Рыцек.

– Убьешь за меня? – спросил его Скаринар.

Смотрел он все это время на Эльгу.

– Да, мой повелитель!

Рыцек вытянулся в струну.

Эльга с трудом узнавала его узор. Он стал грубым, угловатым, плотным, словно нагрудник. Клен засох, одуванчик выветрился, душа заросла крапивой и чертополохом. Под ними… Под ними – знакомая пустота.

– А ее убьешь? – кивнул на Эльгу Скаринар.

– Да, – сказал Рыцек.

– Без сомнений?

– Да. Значит, она провинилась перед вами, мой повелитель.

– А своих отца с матерью?

Рыцек запнулся лишь на мгновение.

– Д… да. Если такова будет ваша воля, мой господин. Вы лучше меня знаете, что они заслужили.

– Правильно.

Скаринар с усмешкой отошел от Рыцека к тангарийцу.

– А это Тоггендоль, новый титор Аминского вейлара. – Он стукнул кулаком по темному нагруднику. Тоггендоль звучно хохотнул. – Его портрет ты мне сделаешь первым. Он уже хотел мчаться в Амин, но я решил задержать его здесь на день. Как же мне без портрета? Нет, теперь все должны быть на панно. Часа тебе хватит?

Тангариец был прост как сосна. Диковатый узор из хвои и буковых листьев говорил о нем как о человеке недалеком, грубом, даже жестоком.