Марина Аэзида - Дети Спящего Ворона

Тогда Виэльди взял ее на руки и поднес к своему жеребцу: придется вдвоем на нем ехать, а лошадь Данески вести за собой.

…Прости, Беркут, но сегодня тебе нужно потрудиться.

Луна освещала степь неверным светом, совершенно бесполезным: в родных краях Виэльди не был семь лет и ночью запросто мог не найти дорогу. Благо, конь Данески почуял близость жилья, ускорил шаг. Решив довериться лошадиному чутью, Виэльди позволил жеребцу выбирать направление и последовал за ним.

Не ошибся. Скоро впереди замерцали сторожевые костры, потянуло сухим дымом, а дальше, он знал, возвышался большой продолговатый дом с круглой крышей. Его дом.

Со стражниками не пришлось объясняться долго: сына Андио Каммейры они, конечно, не узнали, зато узнали Данеску и пропустили обоих. Хотя один из стражей отправился следом, чтобы проверить, нет ли какого подвоха. Правильно сделал: бдительность никогда не лишняя. Нужно будет похвалить его при случае.

Перед входом в дом Виэльди спешился, помог спуститься почти очнувшейся сестре и, снова подхватив ее на руки, ударил ногой в дверь. На стук, точнее, грохот, выбежала женщина — худая, смуглая, с обильной проседью в черных волосах. Азари, вторая мать Данески. Надо же, как постарела!

Судя по скорости, с которой она распахнула дверь, а также по воспаленным векам и подрагивающим пальцам — лампа в них ходуном ходила, — женщина не ложилась спать. Наверное, волновалась о молочной дочери, теперь же, увидев ее в руках незнакомца, ахнула, прижала руку к груди и затараторила:

— Каудихо дома нет, но когда воротится, он отблагодарит воина, вернувшего дочь! Так и будет. Приходи на второй день к вечеру. Андио Каммейра отблагодарит, уверяю! А сейчас отдай мне мою девоньку, пожалуйста!

— Вторая мама… — пробормотала Данеска. — Все хорошо… Прости. Это… Он Виэльди… Знаешь… Виэльди…

Вряд ли нянька что-то поняла из ее бормотания.

— Здравствуй, Азари, — сказал Виэльди. — Это моя сестра, а я сын и наследник каудихо. Помнишь меня?

Женщина неуверенно кивнула, затем коснулась своей щеки и спросила:

— У тебя тут… Откуда это? Почему?

Все же права была сестра — стоило счистить корку. А может, и не стоило. Пересекающая щеку рана вызвала бы у Азари куда большее недоверие, чем запекшаяся кровь.

— Это не твоя беда. Лучше о Данеске позаботься, у нее жар. Куда ее отнести?

— Сейчас-сейчас, покажу! Ступай за мной, господин.

Уверенный и властный голос действует на слуг, как заклинание. Хоть здесь, хоть в Империи — все одно. А если бы Виэльди оказался вором-притворщиком?

Вслед за женщиной он прошел по знакомому коридору, стены которого по-прежнему были увешаны плетеными из ярких нитей и костяными оберегами. Комната Данески, как и раньше, находилась в середине дома. Ничего не изменилось. Немного непривычно, что не нужно взбираться по лестнице: в Империи во всех домах было самое меньшее два этажа, и местная знать предпочитала жить на верхних.

Он внес Данеску внутрь опочивальни и опустил на укрытое шкурами и сукном низкое ложе.

— Азари, а почему она была без сопровождения?

— Ох, господин, ну а кто же знал? Да простят меня духи — я слишком ее жалею! А она ведь уже не впервые сбегает… Когда каудихо нет… Ничуть не щадит меня, ничуть!

— Что?! Она сбежала?! Еще и не в первый раз?

— Ну да…

— Да чтоб тебе Ворон глаза повыклевал! — прорычал Виэльди. — Как ты это допускаешь?

— Прости, господин, — захныкала Азари. — Материнское сердце, как воск… Ты уж не говори каудихо, молю!

— Я подумаю. А ты прекрати ныть и займись наконец дочерью!

Вторая мать захлопотала возле Данески, Виэльди же быстрым шагом вышел за дверь и отправился к колодцу: все-таки пора смыть кровь.

«Не говори каудихо», — сказала нянька.

Да уж не скажет, утаит, деваться некуда, иначе придется поведать и обо всем остальном. Лед глубин и вершин, ну что же это за проклятие такое?!

Очистив рану, Виэльди двинулся в дом, но на полпути развернулся: нет смысла туда идти. Все равно он не уснет, а значит, лучше выйти в степь, разжечь костер и смотреть на пламя, пока усталость не одолеет.

Он задремал незадолго перед рассветом, но проспал недолго: разбудили бьющие в лицо солнечные лучи и далекий конский топот. Толком не продрав глаза, Виэльди вскочил и отчего-то сразу подумал: отец возвращается. Когда всадники приблизились, понял, что не ошибся, губы сами собой расползлись в улыбке, но поприветствовать главу клана ему не дали. От группы воинов отделился наездник, пустил коня в галоп и одновременно натянул тетиву лука. Стрела смотрела прямо в сердце, и было ясно: всадник не промахнется.