Марина Наумова - Дети полнолуния

Марина НАУМОВА

ДЕТИ ПОЛНОЛУНИЯ

1

Его разбудила луна. Располневшая, нахальная, чванная, как серебряная тарелка, - и вместе с тем вечно лирическая и женственная (будто и этот напыщенный вид она приняла, стыдясь своей исконной утонченности), она заглянула в окно и остановила на лице спящего свой оценивающий взгляд.

Взгляд женщины - таким почувствовал его Эл Джоунс сквозь полусон. Женщины прекрасной и кокетливой, изменчивой и властной... Будто наяву увидел он и женское лицо с правильными чертами и чуть раскосыми глазами сфинкса. Эл потянулся к незнакомке - но увидел лишь висящий в небе за окном сине-серебристый диск.

- Снова ты? - негромко прошептал Джоунс.

Луна преследовала его уже давно. В его фантазиях она действительно была женщиной, наделенной как всеми чертами человеческого существа, так и мистическими свойствами небесного светила.

Она сводила его с ума.

Он был влюблен.

Женщина-луна дразнила и манила к себе. Особенно это ощущалось в полнолуние. Она мучила его, жестокая, близостью и недоступностью одновременно. Она смотрела на него свысока.

А он?

Его любовь граничила с ненавистью. При несколько другом раскладе он давно обратился бы к психиатру - но Эл и сам был психоаналитиком. Как только лунный свет угасал, прогоняемый утренними лучами, рвущее душу чувство уходило и трезвый рассудок ставил все на свои места. Эл мог относиться к своему сумасшествию критически, мог над ним смеяться, значит, был здоров. Незачем путать жизнь реальную с полусонными грезами...

- Зачем я тебе нужен, Луна? - спрашивал Эл, открывая окно и подставляя лицо свежему ветерку.

Луна отвечала - дрожанием воздуха, чуть уловимым изменением света но он не мог расшифровать ее молчаливые знаки.

Вокруг небольшого коттеджа, купленного в рассрочку, росли деревья; они то и дело старались навязать свои услуги в качестве переводчиков, но явно брались за задачу им непосильную: только шелест листьев усиливался, когда Эл задавал свои вопросы.

На этот раз "свидание" с луной продолжалось недолго: ее лицо затянула рваная черная туча, и Эл сразу же вздохнул с облегчением - наваждение закончилось. Во всяком случае, так ему показалось.

Когда он вернулся в кровать, вытянулся, поудобнее раскидывая уставшие за день ноги и руки, и, уже засыпая, принялся вдыхать пересыщенный запахом роз воздух, женское лицо с неправильными глазами сфинкса появилось снова. Легкий свет исходил от молочно-белой кожи, полуприкрытые веки с длинными ресницами приподнялись, и два ярких луча упали Элу на лицо.

- Я жду тебя! - произнесла лунная незнакомка - вслед за ее словами тянулось серебряное эхо. - Теперь мы встретимся скоро...

"Скоро... Скоро..." - затухли вдалеке искрящиеся отзвуки, и Эл ощутил, что куда-то летит.

Через секунду он уже спал глубоким сном.

2

На картине была изображена одинокая чайная роза, стоящая в стакане. Совсем рядом, за окном, жарился под лучами солнца целый куст ее сестер, наполняя все пространство вокруг себя запахом настолько густым и тяжелым, что он начинал терять свою прелесть и очарование. Сейчас от него можно было задохнуться.

Роза в стакане выглядела особенно неприкаянной еще и потому, что никаких других картин в комнате не было. Помещение представляло собой скучную коробку, по бытовавшей здесь традиции выкрашенную в белый цвет. У себя дома, на севере, Эл ни за что не допустил бы подобного "безобразия" но здесь побелка не являлась чисто больничным атрибутом и с ней пришлось смириться.

Сейчас Эл смотрел на стену и думал, сколько же раз можно повторять одну и ту же затертую фразу: "Что вас беспокоит?".

- Что вас беспокоит? - спросил он расположившегося в кресле человека.

Его занимали глаза клиента: их взгляд уходил от встречных взглядов Эла, постоянно прыгая с предмета на предмет; глаза эти отличались особым, почти лихорадочным блеском, именуемым в просторечии "огнем безумия". Впрочем, Эл определил состояние визитера несколько иначе: тот был испуган. Испуган до невменяемости... Судя по лицу, уже кое-где исполосованному одиночными резкими морщинами, этому человеку сложно было дать меньше сорока лет, но одежда и прическа отличались чисто молодежной экстравагантностью, что заставляло Эла предположить, что перед ним или третьеразрядный музыкант, или преждевременно состарившийся наркоман.

- Я... я, кажется, схожу с ума, док, - выдавил посетитель. Его голос звучал хрипловато, но в то же время чувствовалось, что в свое время он был поставлен: Эл легко вычислял по тембру актеров и певцов.