Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

Бедный Альх-Го стоял, колотясь в крупной дрожи, и явно готов был выпустить из рук саблю — а заодно сорвать маску и со слезами покаяться. Альен вздохнул.

— Красивая речь, Наместник, но она тебе не поможет… Мне нужно от тебя только одно — письмо для короля. Ты должен отрекомендовать меня как мага из Ти'арга, поручиться за меня своим именем, домом и родовой честью. И за моих друзей, конечно, — поспешно добавил он, увидев, как озадаченно вытянулось лицо Ривэна. Люв-Эйх хмыкнул:

— Всего-навсего? Может, что-нибудь ещё?

— Да, — не меняя тона, сказал Альен. — Ещё ты подпишешь мою просьбу о корабле — для срочного и необходимого плавания на запад. И подтвердишь, что это в интересах союза Минши и Дорелии против Альсунга.

— Да с чего ты вообще взял, что есть такой союз? Это государственная тайна! — прошипел Люв-Эйх, впервые не сдержав злобу; ниточка слюны повисла на шлейфе его подбородков. — Слишком большая осведомлённость, волшебник. Ты что, ублюдок Абиальда Дорелийского или калеки Тоальва?!

Ривэн судорожно сжал и разжал кулак — будто всерьёз подумывал ударить Наместника. Альен вежливо улыбнулся.

— О нет, родился я в законном браке и от очень достойных родителей… Список требований почти окончен, имей терпение. Ты отпустишь нас троих и больше не будешь преследовать. И не станешь устраивать показательных пыток для этих людей, — он посмотрел на каждую из масок — красные, зелёные и синие, птичьи и звериные, они складывались в причудливое полотно. От такой пестроты Альену, с его обострённым восприятием, было не по себе; к тому же в носу всё ещё стоял запах смерти, смешавшийся с густым ароматом масел Люв-Эйха. — Ты не станешь разбираться, кто из них участвовал в этом. Таких меньшинство, Наместник, а наверняка тебе не дознаться… Я найду способ проследить, не сомневайся.

Альен переигрывал. Он, Бадвагур и Ривэн прекрасно понимали это, Люв-Эйх и рабы — к счастью, нет. Хотя при желании и запасе времени он на самом деле мог бы изобрести заклятие для того, чтобы «проследить»…

Долго стояло молчание. Сабля в руке Альх-Го наконец перестала трястись. Альен отметил про себя, что Ван-Дир-Го проявил поразительную смекалку, когда не полез за ними следом: его располосованную спину трудно не рассмотреть.

— Это всё? — спросил Люв-Эйх — мрачно, но уже без издёвки.

— Почти, — Альен достал диадему, и глазки Люв-Эйха вбуравились в прозрачный камень. Бадвагур слабо покачал головой: он явно хотел поскорее уйти отсюда, не вороша старые истории. — Ты отпустишь с нами на Гюлею самую старую из рабынь, Сен-Ти-Йи. А напоследок (прощальным подарком, если угодно) расскажешь мне вот об этой вещице. Так ведь принято в Священной земле — дарить гостям подарок ради удачной дороги?…

— Ты и туда проник, волшебник… В сердце Особой коллекции. Что ж, я не расстроен. Значит, ты видел, что ждёт моих врагов, — Люв-Эйх ронял слова с тихой прохладной ненавистью. Бадвагур, не понимавший ни слова, тяжко вздохнул, и Альен рискнул предположить, что он жалеет об отсутствии секиры. — Всех врагов, запомни. После этой войны я найду тебя.

Как бы самому найти себя после этой войны…

— Разве Прародитель не учит, что всему в жизни — своё время? — мягко, как у разбуянившегося ребёнка, спросил Альен. — Тебе сейчас не время угрожать. Диадема, Люв-Эйх. Я жду, — мертвенный холод серебра змейками пробирался под кожу. Сейчас на диадеме остались только следы давней магии, но когда-то её, несомненно, обрабатывал сильный волшебник.

— Одна из проклятых игрушек Сен-Иля, — выплюнул Наместник, тщетно пытаясь устроиться поудобнее среди верёвок. — Сына этой старой ведьмы, что осмелилась помогать тебе… Давно пора было её перепродать. Пугала бы ворон на полях — и то было бы больше пользы.

— Сен-Иль был ювелиром? — уточнил Альен. Как-то узнав слово «ювелир» на миншийском, Бадвагур вздрогнул и опустил голову — значит, всё ещё мучается из-за той смерти в шахтах… Нет, некогда сейчас задерживаться на этом. — Ювелиром и магом, так? «Иль» — так, по-моему, обращаются к мастерам из рабов?

— Я бы вырезал языки у тех, кто учил тебя, волшебник, — прошипел Люв-Эйх. — У каждого, кто говорил с тобой о Минши… Медленно и с наслаждением. Высушил бы их и собрал в гирлянду для Особой коллекции.

У Альена не было учителей, кроме Фиенни. И он всегда это знал. Может, поэтому нестерпимо захотелось ударить Люв-Эйха по жирной физиономии — так, чтобы вмятина осталась на мешке щеки…

— Отвечай, — приказал он, подавляя неуместное бешенство.