Дарья Беляева - Жадина [СИ]

— Все, хватит! — говорю я. — Это ужасно, поэтому прекрати, достаточно. Это не вполне правда!

Мне все это слушать неприятно, но я знаю, что так нужно, чтобы мы попали в Парфию и спасли Нису. Мне неприятно, потому что я всегда был любим, и я хочу, чтобы были любимы все люди на свете, а Ниса — моя лучшая подруга, и она заслуживает этого, как никто. Она сильная, смелая и очень верная, она достойна множества любящих ее людей.

Но в жизни так бывает не всегда, и это очень грустно. Я смотрю на Офеллу, она смотрит в пол, ей неловко. Из обаятельного клоуна, Юстиниан вдруг становится человеком проницательным и злым.

Ниса подскакивает к нему с быстротой неощутимой и невидимой, бьет в лицо. То есть, наверное бьет, потому что я вижу только, как он отшатывается, едва не падает, а нос у него кровит.

И еще прежде, чем капля крови Юстиниана разбивается о белизну кафельного пола, мир становится другим, уходит в минус. Я вижу, что Ниса сжимает в кулаке извивающегося червя.

— Не выпускай его, — говорю я. — Мы будем его изучать.

— Если кому-то еще понадобится правда о себе, можете обращаться, — говорит Юстиниан, поправляя несуществующий галстук.

Ниса не реагирует на меня и пристально смотрит на него. Мне становится стыдно, что я не защитил ее, хотя так и было нужно.

— Больше ни слова мне не говори, — цедит она сквозь зубы. Ее мягкий акцент, кажется, почти пропадает. Никогда прежде я не видел ее такой злой и совершенно об этом не жалею. Ее золотые глаза пылают в черно-белом мире, как будто колыбели огня, который разгорится сейчас в большое пламя.

— Ребята, я думаю время не ссориться, а бежать, — осторожно говорит Офелла. Ее голос наоборот непривычно тихий.

Меньше минуты назад мы стояли посреди зала ожидания, в толпе прибывающих в Империю и покидающих ее, но теперь в огромном зале пусто. Изредка я вижу тех или иных людей, они словно отражения, только совсем мимолетные, появляются и тут же исчезают, так что и не поймешь, вправду увидел или показалось.

Одиночество огромного пространства, совершенно покинутого людьми оказывается слишком резким. Трещины между квадратами кафеля извиваются, как червь в руке у Нисы, в глазах у меня все расплывается, а может нестабилен и сам мир. Мне стоит привыкнуть к тому, что в минусовой реальность, как назвала ее Офелла, даже изменчивость изменчива.

Я вижу на белых стенах островки туманной пустоты. Что-то серое, свивающееся в спираль, распространяющееся, как мох или плесень, только с такой быстротой, что она заметна человеческому глазу. Эти островки пустоты затягивают. Мне кажется, что спираль хочет поглощать, она голодная и алчущая, так говорят о звериных пастях, а иногда о женском нутре или ранах, и я думаю обо всем этом, когда смотрю вглубь. Так что я рад, когда мы бежим. Странное ощущение — без препятствий преодолеть все этапы пути, на которых обычно ждут регистрация, сдача багажа, паспортный контроль, досмотр. Все оказывается так просто, и от этого невероятно свободно становится в груди.

В мире без людей нет ни запретов, ни условностей, и аэропорт кажется мне совершенно обнаженным. Это просто помещение, в котором не осталось ни одного правила.

Мы оказываемся у выходов за три минуты, вместо обычных двадцати. Здорово знать, что мы преодолели границу, за которую нам нельзя попасть в обычной реальности. Без виз, без билетов, без багажа. По-настоящему удивительное чувство быть вовне.

Я вижу, как за высокими окнами дрожит громада самолета. Как странно, самолет в отсутствии людей сам кажется живым. Огромная крылатая птица, не доисторическая, как птеродактиль, а постисторическая, оставшаяся после нас. Потому что железо существует дольше разных тканей из которых состоит человек.

Кажется, что мы в мире после ухода человечества, и это грустно. Хотя на самом деле человечества здесь просто никогда не было. Мы не оборачиваемся, потому что не хотим знать, двигается ли за нами богиня Нисы. У этого очень простая причина.

Когда мы думали, что за нами гонится монстр из-под земли, нужно было быть очень и очень бдительными, потому что от него можно было скрыться.

Теперь, когда мы знали, что это богиня, оставалось только бежать и надеяться. В конце-то концов, никто и ничего не сможет сделать, если богиня захочет нас сожрать. И если мы в доме богов, то мы в самом пространстве, где ничего не зависит от нас, а зависит лишь от воли существ огромных и загадочных.

Мы забегаем в выход номер девять, над которым горят и гаснут огоньки, складывающиеся в надпись на табло. Мы отправляемся в Саддарвазех, понимаю я, когда мы проходим через длинный, душный коридор и оказываемся в пустом самолете.