Дмитрий Чудсков - Невская русалка

Коль ты почтовая лягушка,
Изволь порученную весть
До абонента ты донесть.
Сейчас сдавлю тебя, как мушку.
Что там с Никитой, где он есть?»
«А-а-а!!! Отпусти меня, подружка!

Мне к лягушатам». — «Отвечать!»
«Скажу, скажу, не жми, мне больно!
Возлюбленный твой добровольно
Собрался вроде мир спасать.
Всё дело в том, что чёрт подпольно
Пришельцев к нам решил позвать,

Чтоб ось земную ночью скрасть
И тайно распилить на части».
«Постой, куда же смотрят власти?»
«Все в доле. Ты ж не дай попасть
Никите в центр той напасти.
А если зло захватит власть,

Чтоб не пропасть, ты побеги
На мостик Банковский, к грифонам.
Сидят там каждый под плафоном.
Они влюблённым не враги.
Враги-то вот по всем законам
Уж на подлёте, их круги

Всё ближе. В полночь и начнут».
«Постой, но где вы раньше были?»
«Покуда вести до меня доплыли…
Теряем время обе тут.
Мне нужно, чтоб меня пустили».
«Ступай… Да как тебя зовут?»

«Марфуша — местная лягушка».
«Что ж, Марфа, будем мы дружить?»
«Нет! Никогда тому не быть, —
Та квакнула из-под кадушки. —
Грех живодёрства не отмыть».
«Тогда и ты мне не подружка».

«Мир, если мне почешешь брюшко.
Вот так… ещё чеши… квак-квак…
Скажи, а твой «Иван-дурак»
Уж так хорош, что ты лягушку
Могла бы придушить?“ — „Пустяк.
Никита мой — такая душка!

Но поспешу. И впрямь пора».
«Беги, беги… Я всё простила
И откровенность оценила».
Влетела Люба вглубь двора:
«Ой, мама, па… Тут сообщила…
(Какая ж в голове мура!)

Лягушка… В общем, надо ехать».
Спросила мать: «А огород?!
Вот-вот пожрёт редиску крот!»
Вздохнул отец: «Хоть пообедать?!
Крота возьму я в оборот.
Ему редиски не отведать».

Она поморщилась: «Да ну…
Пап, подкачаешь мне колёса?»
И тут посыпались вопросы:
Куда, зачем и почему?
Отец сказал, скрипя насосом:
«Она спешит встречать весну!»

«Жаль только, осень на пороге.
Пусть мать одна всё соберёт».
Однако пыль уже метёт
Её «Сузуки» по дороге.
Несладко Любе, и грызёт
Неумолимый червь тревоги,

Терзает, чуть ли не до слёз.
Она неслась в кабриолете.
Казалось, что на всей планете
Стемнело, что стволы берёз
Кривлялись мерзко в дальнем свете,
И в омут превратился плёс,

И страшен, словно пропасть, лес,
Где нечисть мечется роями
И всё меняется ролями.
И будто в душу кто-то лез.
И будто страшными когтями
Цеплялась ночь за край небес.

Летя вперёд неудержимо,
Выныривая, как фантом,
То через грязь, то под уклон
Спешил её «Сузуки Джимни».
Она кричала в телефон:
«…Дорога дрянь… бедняга Джимми!

Никита, наконец-то ты…
Так слышно? Я в деревне Павы.
Боюсь, мне чёртовы канавы
Не проскочить до темноты.
Здесь страшно. Вороны картавы
Облюбовали все мосты…»

«Ты б не летела как стрела, —
Ответил я, — резина стёрта.
Не поминай всё время чёрта.
Тут начинаются дела…
Над всей Землёю распростёрта…»
«Да, мне уж вкратце донесла

Одна болтушка у колодца».
«Ты избегай случайных встреч,
Чтоб лишних взглядов не привлечь.
К Земле стремятся инородцы…
Планету нужно уберечь…
Инопланетные уродцы

Хотят нам свой устав привнесть,
Хотят Исаакий отодвинуть
И под покровом ночи вынуть
Земную ось. Да их не счесть!
И чтоб не дать планете сгинуть,
Мне ночью следует засесть

С моей машинкой у окна.
Всё описать мне доведётся.
Уж скоро действие начнётся.
Накроет город полог сна.
Какая уж заря займётся?!
Ах, что-то явит мне Луна?

Пересидела б ты в Зевотках,
Ну да тебя не удержать.
Тебя с тревогой буду ждать.
Не смей искать путей коротких
И через город заезжать.
По кольцевой. Да после в тропках…»

«Ой, не нуди… Да… Поняла…
Как ты сказал, я так поеду».
Свернула быстренько беседу.
Луна к окошку подплыла
И заняла почти полнеба.
И я увидел из окна

И Петербург, и острова,
И лес. Повсюду шло движенье!
Тревожное теней скольженье,
Голубоватая трава
Затеять вздумала круженье.
На соснах треснула кора,

Лес вздрогнул, сам себя страшась.
Что там хранят земные тверди?!
И вот обугленные черти,
В болотном иле копошась,
Хромые, опершись на жерди,
Кривляясь злобно и ершась,