Иван Блинов - Чёртово семя, или Русалка

1

Слаще яблок, чем из чужого сада не бывает. В шелесте зелёного цвета вызрела эта мысль. До неё дотянулась рука кучерявого мальчишки, сорвала её и поднесла ко рту. Сладость открытия, поразившая язык, передалась сочной мякоти плодов, замерших в августовской куще. Обман стал явным не сразу; различимые черты ему придало разочарование, осквернившее любое другое яблоко в любом другом саду и не на шутку взволновавшее юное сердце – нигде в окрестностях нет столь колдовской яблони. Едва пальцы касаются знакомой изгороди предвкушение большого удовольствия хватает смельчака за волосы и не отпускает, пока тот не окажется в самой паутине ветвей – там живёт миракль, наполняющий плод неповторимым вкусом, там же таится обман: яблоня, усеянная солнечными поцелуями, колдовская не сама по себе. Сквозь перепутанные ветки виднеется окно, а за ним чей-то взгляд. Мальчишка никогда и не думал прятаться от этого взгляда. Напротив, он испытывал нераскрытую перед самим собой нужду быть на виду, сидеть на дереве, вгрызаться в яблоко, под присмотром светлых глаз. И ему хорошо, а всё – идёт мимо…

Заботливая рука родителя щедро рассыпала гороха на деревянные половицы. Горошины прибились друг к другу, и полные презрения сияли у ног мальчишки. – На колени! – прогремел отцовский голос. Мальчишка обернулся, словно хотел сказать что-то, но промолчал. Лишь глаза его, чёрные как у воронёнка, красноречиво блестели, но разжалобить судью не могли – им недоставало раскаяния. Мальчишка зажмурился, вцепился пальцами в засученные штаны и опустился на колени, которые в тот же миг укусила истязательская дробь. Отец наказал сыну стоять так до тех пор, пока вся дурь не выйдет. Целая вечность, – подумал сын. И простоял бы он не меньше, если бы не мать. Она наварила мужу густых щей, натёрла хлеб чесночком, достала из-подполы бутылку, а сама, душа безропотная, села рядом, мошек от мужика отгонять. – Василю бы поесть, – вдруг проговорила она. – Он уж наелся, – чавкнул отец, уплетая наваристые щи. Жена приподнялась, налила забористой бражки и подсунула супружнику. – Полно тебе, благодетель, измаялся весь. От удовольствия у мужика защипало язык – одним разом осушил он полную чарку. Ублаживши внутренности, мужик утёрся рукавом, прикусил корку хлеба и поймал внимательный взгляд жены. Экие глаза глядят на меня – мелькнуло в голове. Не чувствуя в себе никакой возможности противиться воле сердобольной женщины, он молча кивнул, и та немедля бросилась к сыну.

…На тьму возлёг Дракон. Лениво потянувшись, он подметил, что отсутствие крыльев весьма кстати, если пожелал полежать на спине. С другой стороны, дракон без крыльев, напоминает скорее ящерицу, что само по себе крайне досадно, и вряд ли возможность улечься на спину исправила бы положение, не будь Дракон внушительных размеров. Поэтому, коль скоро Дракон колоссален, бескрылое существование совершенно его не тревожит. Впрочем, его вообще мало что тревожит. Он безучастно наблюдает бег небесных тел, объятых металлическим туманом, безразличным взглядом одаривает ветвистую молнию и с непоколебимым равнодушием взирает, как на просторных берегах земли, некогда поднявшейся из пучины, строят города рыбоподобные люди. Спустя целую вечность, отметил Дракон, вещей, что могут пронять, не остаётся. Жизнь великана – утомительна.

Почесав упитанное брюхо, Дракон прищёлкнул железной челюстью и перевалился набок, его серебряная чешуя зашелестела и шелест, скатившись с хвоста, угодил в берёзовую рощу, найдя в полнощном перешёптывании листвы своё продолжение. Неусыпный ветер пробежал сквозь берёзовые кущи и украл их очаровательный шёпот, в котором известное переплелось с неведомым. Мчась по селениям и пустырям, мимо столбов и колоколен, ветер сеял то, что украл. Скоро вся земля проросла белоснежными осотами. Их ожившие цветки источали аромат, взывающий сну, и сон приходил, безликий пилигрим, и был везде, где есть душа, с которой можно обсудить, о чём говорит манящий запах ночи.

Сон забрался под чью-то кровать и заскребся, умоляя обнаружить себя. Спустя мгновение, он покатился по полу золотой монетой и провалился в щель. Увлечённый сном человек вскочил с кровати и принялся судорожно отдирать доски голыми руками. Доски скрипели от боли, а под ними заманчиво звенел сон.

Сон заперся в чьём-то сундуке и застучал. Выбравшись наружу, он припал к ногам недоумевающей девушки. Почувствовав, как что-то коснулось её бледных коленок, она склонилась и увидала на своей груди головку шёлковой змеи. Змейка зашевелилась и непрерывной нитью опутала обнажённое тело девушки, отчего та затаила дыхание. Она не испытала страха, лишь неясное волнение. Окончив работу, шёлковая змейка исчезла, а девушка оказалась в ласковых объятьях свадебного наряда. От счастья она кружилась и смеялась, и смех её сливался со смехом суженого, чей облик отразился в зеркалах.