Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

– Каких еще двух? — переспросил предводитель ватажников. Его неимоверно большая лысая голова нависла над древичем, один из зверей заскулил и обмочился.

— Твой человек пленника вел, малого такого, хотел вам показать. Иванко кликали. Ну и второй — паренек этот, при воине был.

– Значит, Мерген скорее всего погиб, – на этот раз тихо проговорил Соловушка.

Тут уже и Рагозя напрягся.

Изверг побагровел, его громадные ноздри раздулись. Понимая, что за этим последует, воевода поспешно вышел в прилегающую комнату, прикрыл створки дверей, однако его достало и там. Голова враз налилась тяжестью, в висках закололо, кто-то из стражников рухнул на пол. Рагозя захрипел, прислонившись к стене. Надо было перетерпеть, скоро пройдет. По-тер-петь , какое же уродство — эта головная боль! Но рожать больнее, он помнил муки на лицах баб. И когда огнем прижигают иль щипцами ноготь рвут, тоже больнее. Так что… Через пару биений сердца отпустило. Три глубоких вдоха. И он, тяжело ступая, вернулся к вождю.

Посреди покоев, в луже собственной крови лежал древич. Непонятно, на что тот надеялся, когда принес Извергу такую весть. Как и рабыни в углу, низверженный не подавал признаков жизни. Лишь четыре зверя довольно скалились. Не все могли вынести шепот Соловушки!

Пустоши злы к людям. И люди отвечали тем же: если в них и оставалась жалость, то она приобретала садистский оттеночек. Рагозя потрогал заветный перстень с когтистой лапой. Ему нравился мертвый древич. Он ими брезговал – живыми. Вонючие блохи, кусающие слабого и пригибающиеся перед сильным. Мертвыми они выглядели лучше. «А девочка, -- вспомнил он ребенка из каравана, – как та выглядела?» И сам же себе ответил: «Она была красивой…»

Изверг Пустошей выпрямился во весь свой немалый рост и сказал:

– Пройдись по следу Мергена. Проверь услышанное. Не верится, что одного из моих воевод со всей его матерой командой одолел какой-то беглец. Однако если сие подтвердится, найди того удальца и вспори ему живот, потом отруби голову и принеси ее мне. Тебя считают неуязвимым, вот и проверим, правда это или нет. Ты мне должен, помни. Выполнишь мою волю, считай, мы в расчете.

Конечно, он помнил. Когда-то Рагозя принял ряд, по которому долг надлежало отдать кровью, – расплата за короткую ночь в постели дочери лесоруба. Не надо было ему тогда удаляться из дома, лучше бы погиб, защищая очаг и родителей. На сладенькое потянуло, а оно обернулось соленым.

– И еще, – остановил его на пороге Соловушка. – В Прираречье затевается смута. Слух идет, князь у них умер и градичи чужака на княжество пригласили. Этим не больно довольны остальные любичи. Если придется, я не против, чтобы ты пошумел там погромче. Пусть думают друг на друга. Если придется… Главное, принеси голову убийцы Мергена!

Рагозя поклонился и направился в конюшню седлать Черныша. Ему много было не надо: верный конь, мешок овса и меч. Выполнит ряд и уйдет мстить тому, кто разрушил его жизнь.

Жеребец встретил радостным ржанием. Как и хозяин, конь тяготился пребыванием на дне Впадины с ее оранжевым небом, грибовидными скалами и тухлой водой. Черныш скучал по быстрому бегу, по степным просторам. И они покинули Впадину.

Через три дня путник прибыл к выселку, где в последний раз видели следопытов Изверга. Землянки, сараи, грязные сугробы и характерный запах говна. Ему наперерез вышли пять древичей с большими топорами и родовой травмой на лицах. Он оглянулся, ну да, ну да. Еще пара лучников спряталась за выступающим из снега срубом. Глупость или отчаяние?! Рагозя слез с Черныша, похлопал того по боку, ожидая продолжения. И оно последовало.

Один из встречающих спросил глухим голосом:

– Где Чрезень, мой брат? Почему вместо него явился ты?

– А с чего ты решил, что я знаю, о ком ты спрашиваешь и тем более где он? – удивился вопросу Рагозя, решивший, по возможности, не обострять ситуацию.

– Он отправился с вестью к твоему хозяину и не вернулся.

Напряжение нарастало, древичи не опускали оружия, нервно перебирая пальцами топорища. Так дело не пойдет. Совсем страх потеряли! Воевода сделал шаг вперед и резко выкинул кулак. От прямого удара в голову говоруна откинуло назад на своих же. Он повалился вместе с ними в снег. Свистнули стрелы, ожидаемо прошедшие мимо. Черныш встал на дыбы, затем в несколько прыжков преодолел расстояние и грудью сбил еще одного, в довершение опустив на бедолагу копыта. Противно хрустнуло. Жеребец перестарался. На этом, собственно, все и закончилось. Древичи сникли и побросали топоры. Лучники разбежались. Как всегда, местных хватило ненадолго. «Вши, одно слово», – зло подумал посланник Соловушки. Лишь настоящая битва могла в нем вызвать ярость, и лишь ярость могла принести удовлетворение, ибо в ней он забывался. Серая долина с кровавыми лужами… Лиловые глаза бездонного неба… И головная боль в темени и висках.