Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

– Какую к Мракобесу…, а…, со мной она…

Старшина приостановился, осмотрел своих и недоуменно развел руками:

– А вот и нет. Отстала. Поищи за юго-западной башенкой, там с ней только что расстался.

И тут же, забыв про паренька, закричал:

– Велемудр, мы пришли. Баррикады начинаем. Не отставать, молодцы, работы много, времени мало. Половина к раненым. Оттаскивайте к домам, там пусть бабы подхватывают. Эй, что с лошадьми? Живо к ним, отводите вглубь крепости, сейчас здесь жарко будет!

– Тут, это… под завалом… Дементий, – но никто пастуха не услышал.

Юго-западная совсем недалеко, отсюда видно, что там и кто на ней. Но лучше дойти, проверить. И Митяй покинул площадь, переполненную пришедшими в движение людьми, у которых появилась хоть какая-то цель, а вместе с ней и надежда.

Впрочем, до башни не дошел. Сразу за площадью на малой улице под каменными крошками разбитого изваяния заприметил свернувшийся лохматый комок. Домовенок лежал без памяти! Рыжий с белым! Реснички длинные. Крошка совсем ослабел. Жалость наполнила сердце. Паренек наклонился и потрогал его шерстку. Никакой реакции! Тогда он встряхнул его сильней. На этот раз подействовало. Малец широко зевнул, открыл глазки, протянул к пареньку лапки и заныл:

– Ай-яй-яй, какой же противный звук, вымораживает, разрывает головушку! Спасите!

Однако когда разглядел, кто перед ним, то истошно завопил:

– Изверг! Убивец! Братиков сгубил. Вовек не прощу!

Потом перевернулся и шустро пополз прочь, а как отполз, погрозил маленьким кулачком и исчез. До пастуха долетели комья дурно пахнущей грязи… Ну, или чем там разгневанные домовята кидаются.

Обидно? Обидно! Поделом? Поделом! Только был ли у него выбор, мог ли он спасти рыцаря по-другому? Никогда прежде с ним нежити так не поступали, никогда прежде он не подвергал их такой опасности.

Юноша отряхнулся, поднял глаза и заприметил то, чего ему бы очень не хотелось. Это заставило позабыть про обиду, про домовят и сделанный выбор. От башенки в центр городка тянулся след необычной изморози, слабый, но для него нынешнего вполне заметный – где-то скопление кристалликов льда, в другом месте обледенелые кусты и камни.

Митяя затряс озноб. Он почувствовал холод в холоде, его лизнул северный ветер, коснулось ледяное безмолвие. Любавы на стене не было, и если он собирался ее найти, следовало поторопиться. Тогда пастух развернулся и пошел через разрушенный Камнеград.

Шел и думал. Что же такое получается? У одних душа есть, а у других ее нет?! Кем же ты становишься без души-то? Упырем, вурдалаком? Да и можно ли сказать, как душа-то точно выглядит? И главное, что она из себя представляет? И вообще, что это за мир такой, в котором у кого-то она есть, а у иного ее нет? Что это за мир, где существует красная воронка на серой равнине одиночества? Стало страшно: а вдруг и он потерял свою душу, вдруг ее украли, и он лишь марионетка чьей-то прихоти, тень, считающая себя хозяином? Но одно он понимал совершенно точно: если не освободить Калинов мост, и такому миру придет конец.

Паренек перескакивал с одного камня на другой – после землетряса улицы превратились в трудно проходимый лабиринт с ямами и глубокими трещинами. Пролезал через каркасы домов – у многих кладка не выдержала, обнажив внутренности. Смотрел на покосившихся Идолов – Многоликие продолжали хранить молчание.

Несколько раз пришлось задержаться и оказать помощь: вытащить из расщелины пожилую женщину, вправить руку испуганному мальчишке, наложить шину на сломанную ногу молчаливого воина. Он не ждал от них благодарности, просто быстро помогал и пробирался дальше. Да они его и не волновали – то ли изморозь проникла в сердце, то ли сказывалось отсутствие домовят, то ли воспоминание о красной воронке изводило червем.

Как ни торопился, времени потерял достаточно, а когда добрался, убедился, что не зря беспокоился.

В стене был широкий проем – обрушился целый пролет. Перед ним громоздились трупы любичей, убивших любичей. Стрелы торчали из спин, тела посечены братскими мечами.

Отрок бросился к ним, перевернул одного, второго. Лица сплошь мужские, еще теплые. С трудом верилось, что они уже не дышат. Он искал подсказку. И нашел! Взгляд зацепился за знакомые клинки – они одиноко лежали в сторонке. Видел их у Любавы, когда та приходила красоваться в госпиталь у Капища. Девица не говорила с ним, но раз в день обязательно заявлялась. Сначала женщины охали, потом привыкли, а затем и вовсе стали гордиться, а то и повторять за ней. В итоге многие девушки присоединились к воинами на стенах, прибавив им с Велемудром работы.