Надо же. Сколько раз веспремцы недоверчиво говорили, что жить станет лучше после дождя. И вот — дождь закончился.
Вздохнув, нидринг перевёл взгляд на серо- зелёную полосу моря.
— Жаль, что ты лишился права увидеть всё это… — прошептал он, глядя на заходящие в гавань корабли. — И ещё более жаль, что лишил этого права её.
Золотая цепь на мгновение стала невыносима тяжёлой, а мир вокруг — невыносимо серым.
В следующий же миг всё пошло как обычно.
Он жил дальше.
А его лучший друг и его любимая — нет.
Руки дрожали, когда он запаливал прутик плакта.
От холода ли? Баэльт не знал. Конечно, в море в такое время года было действительно холодно. Ледяные брызги, промозглый ветер, всё такое.
Но он не чувствовал холода. Вперёдсмотрящий моряк рядом дрожал под утеплённым плащом — а ему, Баэльту, холодно не было.
По крайней мере, он этого не чувствовал.
Море было подозрительно спокойным, и в чёрной воде отражались лампадки звёзд. Полная луна то и дело выныривала из- за облаков, но сразу же пряталась. Волны плескались о дерево обшивки и шуршали в темноте.
Благодать и спокойствие, наверное…
Баэльт затянулся и выпустил струю дыма в ночное небо. Посмотрел на тусклый силуэт луны, проглядывающийся из- за облаков. И нахмурился.
Расслабленность, приходящая после пары затяжек, почему- то не приносила облегчения. Лишь туман в голове — и всё.
В стук воды о борт корабля вклинились мягкие шаги за спиной у Баэльта.
Может, кто- то из беженцев, узнавший его? Хочет вернуть старый долг в виде удара под рёбра?
Ну и пусть. Так будет лучше всего. Главное, чтобы не промахнулся.
— Тоже не спишь, да? — чья- то фигура оперлась о бортик рядом с ним и уставилась в ночную даль.
— Ты.
— Я, — ответил Тавер, мрачно кивая. — Ожидал увидеть знакомые лица. Но не настолько. Неужто и ты решил покинуть Веспрем?
— А на что это похоже? — безразлично вопросил Баэльт.
— Действительно, на что… Почему ты уплыл?
— Потому что, — ему не хотелось говорить об этом. Или о чём- то другом.
— Личное? Понимаю… Можно мне закурить?
Баэльт молча протянул ему прутик.
— По какую сторону баррикад ты стоял? — отстранённо спросил он, протягивая прутик плакта келморцу. Тот пожал плечами.
— А какая разница?
— Да никакой, — согласился Баэльт.
Некоторое время они в тишине смотрели на море и курили.
— Знаешь, — проговорил вдруг Тавер, — тебя называли чудовищем.
— Знаю.
— Почему?
Вопрос заставил Баэльта задуматься на пару ударов сердца.
— Не помню. Не знаю.
— Вот и я не знаю. Ты ведь просто… — Тавер замолчал, подыскивая слова. А Баэльт, затаив дыхание, слушал. — Солдат. Тебе отдавали приказ — и ты исполнял его.
— Прикрываться приказами вечно нельзя.
— Ну, если только ты не на войне. А Веспрем был твоей войной. Которую ты, кстати, выиграл.
— Не чувствую себя выигравшим.
— А каким чувствуешь?
— Никаким, — Баэльт бессознательно уставился в небо. — Ничего не чувствую.
— Опустошение после боя, — кивнул келморец. — Такое всегда проходит, когда ты выложился на всю, покрылся слоем пота и грязи. И всё ради того, чтобы сделать кучу трупов за своей спиной чуть выше.
— Я… — Мрачноглаз осёкся. — Ты терял когда- нибудь дорогого тебе человека, Тавер? Очень дорогого?
Некоторое время оба слушали плеск волн да похрапывание моряка.
— Да, — тяжело выговорил Тавер. — Брина. Помнишь её?
— Да, — Баэльт не помнил.
— Ну вот… Я любил её. Очень, — взгляд Тавера стал пустым. — Её убили мародёры. Наверняка сама начала драку. Она… — он тяжело и прерывисто выдохнул. — Она красивая очень была. И умная. Я думал, что, когда всё наладиться, мы сможем отойти от дел. Открыть лавочку. Завести детишек. Она всегда хохотала, когда я говорил про детей. Говорила, — наёмник то ли усмехнулся, то ли всхлипнул, — что рожать не будет. Мол, если ты детей хочешь — то ты и рожай, а я уж нет, спасибо. А потом как- то сказала… Что не против. Если завяжем с убийствами. А в итоге убийства завязали с ней.
— И что ты чувствуешь теперь? — Мрачноглаз прекрасно понимал, что это очень невежливый вопрос. Но ему было безумно интересно.
— Что я чувствую? — Тавер зло сплюнул за борт. — Сначала ничего не чувствовал. Думал — ещё одна потеря на ещё одной войне. Переживу. А теперь… Будто бы кусок от меня оторвали. И пусто внутри. Очень пусто и больно. И не вериться в это. Кажется, что она просто прячется где- то от меня.
Баэльт прислушался к себе.
Читать дальше