Чайна Мьевилль - Кракен [litres]

– Помнишь, где мы нашли тевтекса? – спросил Дейн. – Как думаешь, почему он тянулся к алтарю?

В церкви собрались последние двадцать с чем-то кракенистов. Стар и млад, в самых разных одеждах. Срез Лондона, ослабший от траура. Новые невольные рекруты в крошечный исторический отряд, пережившие свою собственную религию.

– Братья и сестры, – пробормотал Дейн.

– Это последняя бригада кракенистов, – сказал он Билли. – Остальные снаружи уже не вернутся.

Алтарь, естественно, был массой резных присосок и переплетенных щупалец. Дейн надавил в определенном порядке на определенные панели.

– Вот чего хотел тевтекс, – сказал он.

Это был не какой-то прощальный жест устремления к богу – та поза тевтекса. Расплелись щупальца на стенке алтаря. Дейн медленно открыл и опустил на пол металлический люк.

За ним было стекло. За стеклом – консервация. Мощи кракена. У Билли захватило дух, когда он охватил масштаб того, что увидел. Алтарь был высотой по грудь. Почти целиком его занимал клюв.

Билли уже много раз видел эту форму. Смутно попугайный, экстравагантно изогнутый. Только самый большой из тех, что он видел, уместился бы на ладони – и при этом принадлежал бы архитевтису ближе к десяти метрам длиной. Эта же пасть доходила от пола до солнечного сплетения. Она могла бы проглотить его целиком. Хитиновые края могли бы стричь деревья.

– Он меня укусит, – сказал Дейн. Говорил он мечтательно. – Чуть-чуть. Только чтобы выступила кровь.

– Что? Что, Дейн? Зачем?

– Остались только мы. Мы – последний отряд.

– Но зачем?

– Чтобы напасть.

– Что? – спросил Билли. Дейн объяснил.

Защитники последнего рубежа – не какая-то новинка. Всегда были короли под холмом. Пражский голем – хотя это плохой пример – пропустил свой призыв, все проспал. Каждый лондонский культ хранил веру, что их конструкты, их тайные духи, их спящие паладины вмешаются, когда минутная стрелка покажет вверх. У кракенистов были свои берсерки. Но бойцы, вызвавшиеся и избранные для последнего священного долга, погибли прежде, чем тевтекс смог осуществить их превращение. И потому последний кракенкорпус набирался из рядов церковных служителей, функционеров, уборщиков и повседневных верующих.

Что есть спрутство, как не инаковость, непостижимость. Зачем подобному божеству понимать тех, кто помешался на его славе? Зачем что-то им даровать? Что бы то ни было?

Нежелание кракенов вознаграждать, как говорили преданные, и отличало их от корыстолюбивой авраамовой триады и ее принципа «баш на баш» – «я пущу тебя в рай, если будешь мне молиться». Но эту трансмутацию даровал даже кракен – не баш на баш, а раж на блажь, – посредством особого сочетания молитв, токсинов и веры.

– Двадцать кракенутых – не ерунда. Теперь всё на нас. Мы должны устроить эту ночь, – сказал Дейн. – Устроить и взять за горло. И будем не только мы, правильно? Еще лондонманты и лондонские антитела. Они поноют, но все же. Ну, мы в любом случае идем, так что у них только два варианта: или участвовать, или попробовать исчезнуть. Флаг им в руки. На хер Фитча, поговори с Сайрой. Она согласится.

– Почему ты предлагаешь мне … – Билли сбился. – Ты правда думаешь, что справишься с Гризаментом?

– Ну что, замутим последний крестовый поход, а?

– Думаешь, сможешь с этим победить? Сможешь справиться?

– Брось ты, – сказал Дейн.

Билли уже ознакомился с правилами этого ландшафта. Он помедлил, но от того, что он вроде бы понял, было никак не уйти.

– Это… – сказал он. – Это тебя убьет, да? – спросил он тихо. Показал на клюв.

Дейн пожал плечами. Несколько секунд никто ничего не говорил.

– Это нас изменит, – ответил наконец Дейн. – Не знаю. Мы не предназначены быть сосудами для подобной силы. Это славная смерть, но все же.

Билли пытался понять, что сказать.

– Дейн… – начал он. Уставился на эти невозможно большие челюсти. – Умоляю тебя этого не делать.

– Билли.

– Серьезно, ты же не можешь… Ты должен… – В Дейне было так мало безумного фанатизма. Ну, не считая невероятности всего того, что он уже сделал и зачем, его поведение казалось будничным. Очень английская вера. Узнать о нем такое было не меньшим шоком, чем узнать о любой вежливой и консервативно одетой пастве деревенской церкви, что они – и он – умрут за свои убеждения.

– Стой, – сказал Билли. – А если ты проиграешь? Если ты проиграешь, у нас не останется ничего.

– Билли-Билли-Билли. – Дейну было все равно, выживет он или нет.