Ника Ракитина - Книга Кораблей. Чародеи [СИ]

— Ну-ну… — граф Юлиуш скривился, запустил пальцы в бороду и поскреб щеку. Поднял голову и в первый раз удостоил мутным взглядом гостя. Крякнул, тяжело приподнявшись, потянулся к столу. Приблизительно с четвертой попытки граф совладал с кувшином и протянул Мидесу серебряную чашу с вином.

— Так зачем вы к нам? — Олл, блеснув массивными перстнями, отсалютовал кубком гостю.

— Со скорбной миссией, — Салзар пригубил вино и тихо вздохнул. Очевидно, выпивку для замка и корчмы «Меч Трилла» поставляла одна и та же винодельня. — И по зову долга. Видите ли, граф, матушка моя, женщина, как вы сами можете предположить, лет весьма преклонных, неизлечимо больна. И вот, у порога своей жизни она страстно возжелала быть похороненной в земле, где покоятся кости ее предков. И я, как единственный сын, вынужден теперь кости эти отыскать. И место подготовить для моей драгоценной, дабы уходила она в радости, а не в кручине.

Мидес перечеркнул перстами лоб и со скорбной миной уставился на хозяина.

— Охо-хо, грехи наши тяжкие, — уныло протянул Юлиуш, с кислым видом разглядывая опустевшее дно кубка. — И чьих же вы родом, позвольте спросить?

— К сожалению, здесь уже давно никого не осталось. — Салзар покрутил в ладонях чашу, не спеша отдавать должное ее содержимому. — Когда-то в Мерриане проживал некий Изоил Сорд, наш прапрадед. Потом дочь его перебралась в Солейл да там и осела, положив начало столичной ветви рода матушки.

— Сорд? — нахмурил лоб Юлиуш, икнул и потряс головой. — Не-е, что-то не припомню… а-а, Мгла, ну кто делает кувшины для вина такими маленькими?!

Он рывком поднялся, чуть не опрокинув кресло, и, покачиваясь, направился к двери. Высунул голову наружу, и по коридору заметался грозный рев:

— Гер-ртруда! Где ты, мер-рзавка?

Мидес поморщился, а подозрительно быстро явившаяся на зов Гертруда (та самая толстуха, что встретила гостя) грозным видом Юлиуша не впечатлилась. Укоризненно покачала головой:

— Так-так, граф… видела бы вас ваша матушка…

Граф покраснел, выпучил глаза и шумно задышал, смешно шевеля пшеничными усами. Мидесу закралось подозрение, что Юлиуш на самом деле побаивается грозной экономки и хорохорится исключительно ввиду присутствия гостя.

— Вот именно, — удовлетворенно продолжала женщина, любуясь красками на лице Олла, — давеча и лекарь вам говорил, что ежели не прекратите кутить да орать, удар вам точно обеспечен!

И она с победным видом подтянула завязки чепчика, бросив короткий взгляд на Салзара.

Тот скривился в неискренней улыбке, со скукой вспоминая недавнее посещение премьеры столичного Очень Большого театра. Тамошняя труппа лицедействовала столь же отвратительно.

— Вы бы лучше о племяннице позаботились, вашество, — продолжала пилить графа Гертруда, попутно отнимая у того пустой кувшин. — У девицы одни стишки да романы в голове.

— А что? — наконец подал голос Юлиуш, сдавая позиции и провожая несчастным взглядом уплывающий в объятиях экономки вожделенный сосуд, — неужто я не забочусь о Флоре? Любой каприз ее исполняю, между прочим.

— Вот я и говорю! — полыхнула толстуха. — Больно много молодежи дозволено стало! Разъезжают девицы по городу и волос под накидкой не прячут. Да разве такое раньше можно было? Вмиг бы вертихвостку камнями побили! А всё столичная мода да короеды проклятые умы людские смущают. Девки-то ихние, сказывают, голову совсем не покрывают, тьфу, срам какой! — Гертруда всплеснула пухлыми руками. — И да ладно с ней, с прической. Она ведь на почве энтих своих баллад не иначе как с менестрелишкой вашим любезничает. Сегодня только молочница на рынке рассказывала, что вдвоем их у ворот наших на закате видала.

— Что-о?! — взревел Юлиуш, разом забывая и про кувшин, и про гостя. — Сианн? Да… да как он посмел приблизиться к моему дому после того, что учинил? Негодя-ай!

Граф стукнул кулачищем по подлокотнику кресла и возвел к потолку глаза.

— Вот-вот, — осенней мухой продолжала гудеть Гертруда, нависая, словно злой рок, над хозяином. — А вы еще подумайте, чем могут закончиться все эти охи-вздохи при луне? Флорушка наша — девица неопытная да романтичная, а он — парень видный и головы дамам задурить, судя по всему, умеет.

Экономка слегка зарделась, сердито одернула полы коричневого сюрко [12] Сюрко — одежда, надеваемая поверх котт, без рукавов и с глубоко вырезанными, до бедер, проймами. , снова быстро покосилась на Мидеса и отвернулась.

— Вот ежели бы нашелся в нашей глуши кто роду высокого, да человек порядочный… — загадочно произнесла она, глядя на красочный гобелен, изображающий скособоченного святого Мерриана с весами в руках и черной белкой на правом плече. Под левой стопой святого злобно скалила зубы отрезанная голова с острыми ушами, перекошенной отвратной мордой и венком из лилий на белобрысой макушке.