Ника Ракитина - Книга Кораблей. Чародеи [СИ]

— Какая еще дры… да что вы себе позволяете, сударь! Мы не друзья, и даже не представлены, так что извольте прекратить «тыкать»! — взвился рассказчик и шваркнул кружкой. Мастеровые заскучали и потихоньку переползли за соседний стол, очевидно, заранее зная, чем может обернуться раздражение их приятеля. Рядом с зеленоглазым остался сидеть только щупленький Себастьян. Теперь, когда народу за столом поубавилось, Мидес разглядел лежащую на скамье золотистую цитру [6] Цитра — здесь: струнный музыкальный инструмент. с черным грифом.

— На счет дружбы — в самую точку. Что ж, поспешу представиться. — Странник не спеша поднялся и поклонился со всей возможной учтивостью, — лорд Салзар Эвольд Мидес; думаю, вы должны меня вспомнить.

— Прошу вас, сударь, не думайте, у вас это плохо получается, — съязвил рассказчик и тоже встал. Смерил странника недовольным взглядом, фыркнул раздраженно: — Я знаком со всеми здешними аристократами, которых, на мой взгляд, развелось слишком много, и спешу уверить, что вас вижу впервые. Меня зовут Сианн, я… — тут взгляд его переместился на лютниста, который в этот самый момент коснулся струн. Мягкий суховатый аккорд повис под потолком таверны, а глаза рассказчика недобро сверкнули. — Я здешний менестрель. Между прочим, единственный.

С этими словами он схватил цитру и, поставив ногу на скамью, вызывающе поправил на пальце кольцо с «когтем» [7] Кольцо с «когтем» — разновидность плектра, медиатора. .

Лютнист покраснел, скривился и тоже вскочил, прижимая к груди инструмент.

— Тогда уж и я представлюсь! — дернул он щекой. — Седрик, выпускник Школы изящных искусств в Вениссе, ученик самого мастера Орландо.

— Мне ваше имя ни о чем не говорит! — дернул плечом зеленоглазый и ударил по струнам.

Мидес плюхнулся обратно на скамью и с изумлением уставился на того, кто назвался Сианном. Похоже, что действительно произошло досадное недоразумение. Не мог же тот, не слишком серьезный, но вполне разумный юноша-элвилин, которого Салзар знал семь лет назад, настолько измениться. Потом до него дошло, что имя «Сианн», он уже слышал, и странник облегченно вздохнул. Обознался. Тот, другой, ни за что не стал бы служить менестрелем и, скорее, разбил бы кувшин о графскую голову, нежели удрал в окно. Хотя, непристойную песенку, пожалуй, спел бы…

Из задумчивости Мидеса вывела всё та же девица-подавальщица. Она кашлянула и, склонив русую головку к плечу, вопросительно подняла белесые бровки.

— Кружку вина, — буркнул Салзар, у которого аппетит к тому времени совершенно пропал. Девица возмущенно фыркнула, поправила передник и, забросив светлую косу за спину, направилась куда-то за стойку.

Между тем Сианн душевным тенором завел печальную балладу о непонятом соотечественниками и семьей молодом человеке, вынужденном скитаться по бурлящим от дождей дорогам. Почему молодому человеку в его скитаниях постоянно сопутствовала плохая погода, Мидес так и не понял, а вот худенький Себастьян, раскрыв рот, восторженно смотрел на менестреля.

— Если вышел ты в дверь, уж назад не входи, век носи свою лютню за правым плечом… — донеслось с другой стороны. Это Седрик, ученик знаменитого Орландо, решил добавить свою лепту к изящным искусствам города Мерриана. Голос у лютниста был весьма приятный, и серенький мальчик, переведя взгляд на Седрика, снова заслушался. Как и белобрысая подавальщица, что подошла к Мидесу и задумчиво поставила на стол деревянную кружку с темным содержимым. В нос ударило кислым, и странник поморщился, запоздало припомнив, что когда-то его уже предупреждали о дурном качестве меррианской выпивки.

— скорбно завершил балладу Седрик [8] А вот тут — пасхалочка. Кто признал — тому пять с плюсом, кто не признал — не обращайте внимания. Менестрели — народ творческий, и полет их фантазии ничем не ограничен. .

Сианн скривился:

— Неплохо, пан лютнист, только я бы на вашем месте в самом начале трехдольную пульсацию аккомпанементом поддерживал, а то вы в метр не попадаете… Я так понимаю, — он прищурился, — у нас с вами нечто вроде поединка намечается?

— Да, — задрал подбородок Седрик, поправил кружевной манжет, вылезший из рукава пропыленной кожаной курточки и на всякий случай напомнил: — Только изящного. Потому как менестрели бьются исключительно при помощи слова и музыки.