Стивен Браст - Ветхий дворец

Оторвавшись от супа, она обнаружила, что Ласло наблюдает за ней, словно пытается прочесть что-то по ее лицу. Она одарила его быстрой улыбкой и, внезапно вздрогнув, вернулась к еде.

Ласло кашлянул и спросил:

- О чем вы там говорите?

- О Дворце, конечно, - ответила Маришка.

- А. Конечно.

- Я попросила Вильмоша помочь с кое-какой работой, а он сказал, что уже согласился и, более того, начал.

- Да, - сказал Ласло, - я должен был рассказать тебе.

- Ничего страшного, - молвила она.

Неестественность разговора доставляла ей неудобства. Как и само строение. Но она не просто так дочь графа и графиня. Самое лучшее в том, чтобы быть королевой, писала она отцу, это то, что больше ее не будут называть графиней. Это был титул ее матери, и всегда останется им. Маришка хорошо помнила ее, хотя была еще ребенком, когда "Богиня призвала ее".

Размышления ее прервал Миклош.

- Скажи, - он остановил на ней свой странно призывный взгляд, - когда ты впервые взглянула на дерево…

- Да, помню, - осторожно ответила она. Быстро покосилась на Ласло - у того мускулы на шее напряглись, когда тот смотрел на Миклоша. Ей вдруг захотелось погладить их, и она мысленно улыбнулась.

- Ты тогда сказала что-то Бригитте, - продолжил Миклош. - Что-то насчет того, что дерево бесполезно. Что ты имела в виду?

Маришка зачерпнула ложку супа, чтобы подольше подумать. Она правда так сказала? Дура. Наверное, ее что-то отвлекло. Мысленно выругалась, но не выказала виду.

- Ты уверен, что я сказала именно это?

- Что-то вроде того.

Нет, дерево не было необходимо. Изменения, которые необходимы были Дворцу, вполне можно сделать, не затрагивая его. Но как ей это объяснить? Они решат, что она ими манипулирует, если не хуже.

- Сама не знаю, о чем я тогда думала, - сказала она. - Суп великолепен, не правда ли? - последнее было адресовано Ласло, чтобы она могла увидеть, как он отреагирует. Бедняга Ласло. Королем он по большей части был хорошим, но никогда не мог удержать свои мысли, чтобы те не отображались у него на лице. Никто из них не мог. Наверное, семейная черта. И сейчас она видела, что вопрос Миклоша беспокоит его. Что ж, несомненно, будучи тем, кто он есть, потом он спросит ее об этом. И к тому моменту надо иметь готовый ответ.

Миклош все еще смотрел на нее и хмурился, но в итоге вернулся к своей порции. Еще одна семейная особенность: за вычетом Андора, все они терпеливые. Миклош тоже не забудет, и его не так легко удовлетворить, как Ласло.

Король проговорил:

- Итак, Маришка, ты все еще думаешь, что проблему с деревом мы сможем решить, укрепив стены вокруг него, так?

Она кивнула.

- Да. Более того, я думаю, что это ЕДИНСТВЕННО возможное решение. Как и все вы, я хотела бы узнать, откуда оно возникло, но мы видим, что все другие способы для нас закрыты. Это может быть трудно, в конце концов, здание очень старое, и укрепить его окажется более чем непросто, но раз мы больше ничего не можем сделать…

- Виктор с тобой не согласен, знаешь ли.

- Знаю я Виктора, - сухо ответила она. Сила чувств ее относительно капитана случайно отдалась в тембре голоса, и Ласло пристально взглянул на нее.

- Ты о чем?

Да пропади оно пропадом.

- Он считает тебя дураком, Ласло. Приглядывай за ним. Не все, что он думает, отражается у него на лице. Он командует дворцовой стражей, более того - они с маршалом Хенриком дружат теснее, чем ты думаешь.

Ласло отложил ложку.

- О чем ты говоришь?

- Я ему не доверяю, - сама начала, обратного пути нет. - Я видела, как он смотрит на тебя, когда ты не видишь, а Хенрик командует армией.

Очи Ласло сверкнули.

- И какое отношение имеет это ко всему прочему?

- А такое, что он может строить заговор против тебя.

- "Может" ничего не значит. У тебя есть доказательства всему этому?

Маришка покачала головой, разочарование душило ее.

- Я не предъявляю обвинений, Ласло. Я предупреждаю…

Только это она и успела сказать. Раздался глубинный грохот и хруст, откуда-то снизу. Продолжалось это примерно с дюжину ударов сердца и оставалось единственным звуком, однако Маришка заметила, как вино в ее бокале всколыхнулось. И сама не зная почему, вцепилась в край стола.

Глубоко внизу малые напряжения и общие усадки, копившиеся многие годы, наконец возымели эффект. Опорный клин, стиснутый тяжестью блоков песчаника, чуть отошел от стены, которую подпирал. Блок песчаника, подточенный вековыми сквозняками, сместился. Смещение изменило равновесие, которое и так уже лет десять держалось на честном слове, и весь клин, один из шести, поддерживающих этот блок, сломался и выпал. Блок песчаника вынужденно попытался перераспределить свой вес на пять оставшихся. Два из них оказались столь же хлипкими, как и первый, и не продержались и вздоха.