Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Да.

Осины разъединились, просыпав мелкий сор. Карий глаз погас, голубой распахнулся во всю небесную ширь.

— Он мастер, мастер, — раздалось отовсюду. — Он убил наших братьев, он убил целый лес. Мы не слышим их больше.

— Как убил? — опешила Эльга. — Сжег? Вырубил?

— Убил. Иссушил. Заставил умереть, опасть.

— Разве такое возможно?

— Да, — прошуршали листья.

Эльга вздрогнула от ответа.

— Не выдумывайте, — упавшим голосом сказала она. — Никакому мастеру это не под силу.

— Даже мастеру смерти?

Деталей ни осинник, ни ельник не знали. Хвойные были туговаты на слух и обладали дырявой памятью. Их интересы не простирались дальше опушек. До осин же, подозревала Эльга, новости добрались изрядно изменившимися, потерявшими части слов и смыслов. Да и ветер мог похулиганить, разнести не новости, а слухи и домыслы. Ну это же совсем никуда! Никто и никогда не слышал о таком мастере.

Мастер смерти.

Не мальчишка. По лицу — наверное, вдвое старше Эльги. Разноглазый. Неприятный. И целый лес! Это как? Он просто сказал им умереть или что? Это что за мастерство такое? А кто печать ставил? И есть ли она, печать?

Чем больше Эльга об этом думала, тем ясней становилось, что такое мастерство, скорее всего, выдумка. Она вот, конечно, может, коснувшись, засушить лист, но так ведь она с листьями и работает. А как работать со смертью?

Скорее всего, этот мастер просто сильный боец.

Тем более, осины поделились с Эльгой, что кранцвейлер вновь собирает войска от северных и западных вейларов и намерен решить вопрос с Тангарией и сумасшедшим мастером окончательно, до зимы.

Лучше бы, конечно, пораньше.

Эльга набрала малины и смородины, нашла чуть-чуть папоротника и кривки, на пригорке ободрала листья с молодого дубка.

Пальцы уже ныли, пальцы требовали работы. Глаза искали, чего бы запечатлеть. Внутри Эльги, будто ледяные узоры на зимнем стекле, складывались букеты. И Хаюм, и коровье стадо, и сизогрудая птица на ветке, и поле, в котором, согнувшись, маячат женские, высоко подоткнувшие юбки фигуры.

А еще есть Глица и Анника. И даже вот сумасшедшего мастера можно попытаться воссоздать. Хотя нет, не заслужил.

Она вернулась из леса с саком, распухшим до такой степени, что он, как дружелюбный нахлебник, довольно выглядывал из-за плеча и сбоку и провисал к земле. Листья в нем знакомились друг с другом и мечтали оказаться поближе к рукам хозяйки. Некоторые расхваливали ее мастерство, подлизы.

Фургон стоял у ворот. Лошади были запряжены, пофыркивали, прядали ушами. Сарвиссиан поднялся с лавки у крыльца.

— Госпожа мастер, — голос его был полон укоризны, — вы же хотели ехать.

Эльга запрокинула голову, смотря в небо, где уже высоко рассыпало лучи солнце.

— Мы можем после обеда?

— Нас ждут в Амине, а так мы, чувствую, доберемся до него только к зиме. Вы же, если работать начнете, то дотемна не остановитесь.

Эльга вздохнула, признавая правду.

— Тогда поехали.

— Это дело, — с видимым облегчением кивнул Сарвиссиан. — А то еды нам собрали — за неделю не съесть.

Эльга заглянула в фургон и увидела сложенные у заднего борта белые головки сыра, замотанное в полотно сало и гору розоватых клубней.

— Зачем столько? — удивилась она.

— В благодарность, — сказал Сарвиссиан. — Ильма меня даже слушать не стала, когда я, значит, попробовал возразить. Вы же, госпожа мастер, видели, какая она. Мой букет к себе повесила, Иньку — в светлую комнату. Все, сказала, без разговоров. Ну, я и промолчал. — Он поскреб усы, скрывая улыбку. — Зато, сказала, к урожаю, к Матушке-Утробе за меня замуж выйдет. Ну, если я на букете такой, как в жизни.

Эльга перекинула сак в фургон.

— Я внутри поеду. Можно?

— Смотрите, растрясет, госпожа. До смотровой шиги дорога не шибко хорошая.

— Я работать буду.

— Оно, конечно, дело хорошее, — кивнул Сарвиссиан, — я даже сена доложу, только знайте, что пополудни, к затемкам, я остановлюсь, и мы никуда не двинемся, пока вы не поедите. Да и лошадкам роздых будет.

Эльга улыбнулась.

— Хорошо.

— Ну, тогда, наверное, и поедем? — Сарвиссиан схватил у сарая охапку свежего сена и понес ее к фургону. — Чего ждать?

— А проститься?

— Так на прополке все уже. Вон Хаюму махнуть можете.

За оградой вдалеке, в поле, среди зеленой ботвы, темнела неясная фигурка. Она то пропадала в густом море стеблей и листьев, то выныривала, что-то отшвыривая в сторону.

— Хаю-ум! — закричала Эльга и замахала рукой.