Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Ну, если чуть-чуть, — сдалась Эльга.

— Я вам воды налью.

Женщина встала.

— Больно уж вы молоды для мастера, — заметила она, вынося кружку из темноты запечного пространства. — Можно мне спросить, сколько вам?

Эльга отщипнула от хлеба.

— Скоро пятнадцать. И я не совсем мастер. Вернее, я только-только перестала быть ученицей. Я пока мало что умею.

Женщина смущенно потеребила рубашку.

— Мне Сарви показал тут вашу работу…

— Это вы у него в сердце, — сказала Эльга.

Женщина вздохнула.

— Только он не часто у нас бывает. Все в разъездах, в делах, и дом у него где-то за Гуммином. А я уже дважды была замужем. Сарви, конечно, очень хороший человек…

Она умолкла, глядя на пламя свечи.

— Я могу набить букет и вам, — сказала Эльга.

— Ой, нет-нет! — замахала руками женщина. — Вы ж чего только не углядите!

— Только то, что есть в вас и так.

— Другим-то оно зачем? Потом стыда не оберешься.

— Как хотите.

Эльга шевельнулась, сбивая сонную одурелость. Пальцы царапнули свежий букет.

— Ой, — сказала она, оживляясь, — я же Иньку вашу набила! Вот!

— Можно?

Эльга кивнула. Женщина подставила ладони доске. Губы ее тут же разошлись в тихой улыбке. Несколько мгновений она, подвинувшись к свече, изучала букет. Эльга достала из блюда теплый клубень и принялась его грызть.

— Инька.

Женщина рассмеялась, потом запоздало прижала ладонь к губам, глаза ее, точь-в-точь Инькины, замерцали мягким светом.

— Я и не думала…

Она смешалась, не договорив. Смахнула что-то в уголке глаза. Соринку?

Первое время Эльга никак не могла привыкнуть к тем совершенно детским, чистым восторгу и изумлению, которые рождали у взрослых людей ее букеты. К ахам, вздохам, смеху, слезам.

Вроде и хохочущую тетушку Тельгин с работой мастера Мару видела, и как тихо, благоговейно смотрели на панно в Дивьем Камне наблюдала тоже. Деодора, торжественно уносящего своего лиственного двойника, провожала взглядом. А с собой соотнести не могла.

Мурашки рассыпались по рукам, по лопаткам, от шеи к затылку — неужели это я? Это я — виновница? Может ли такое быть? Я же просто работаю с листьями.

И комок стоял в горле, не таял.

Чужая радость вспыхивала, накрывала с головой, заставляя испытывать какой-то даже внутренний стыд.

Правда, потом это чувство ушло. Как и мурашки.

Позже Эльга только мысленно кивала самой себе, когда видела и ощущала, как появляется и крепнет связь между человеком и букетом, который тому предназначался. Значит, все было сделано правильно.

— Возьмите.

— Зачем? — Эльга с удивлением посмотрела на женщину, передающую букет ей обратно. — Это вам.

— У нас нет столько денег, госпожа.

— Это бесплатно, — сказала Эльга. — Кроме того, если что, мне заплатит ваш титор.

— Ой, наш титор!

Женщина сказала это так, что стало ясно — никакого доверия к титору она не испытывает. Да и далеко титор. От него только сборщики налога приезжают. И видела она его всего раз, издалека, когда он охотился поблизости. Кавалькада пестрая проскакала да рог протрубил, коз пугая. Вот и все знакомство.

— Все равно, — Эльга даже руки за спину спрятала. — Это же не простой букет.

— Да? — Женщина развернула доску к себе, и, как не старалась держать губы, через несколько мгновений они вновь растянулись в широкую улыбку. — Ох! А ведь и правда. Сарви.

— Что? — отозвался зашедший в дом и легонько обстучавший башмаки о порог Сарвиссиан.

— Посмотри. Мастер Иньку сделала.

— Так я подходил, видел.

— Ты сейчас посмотри.

— А что там?

Сарвиссиан, умывавшийся во дворе, смахнул мокрые волосы назад.

— Ну, Инька…

Язычок свечи трепетал, рисуя на лиственной щеке девочки теплый загар. Сарвиссиан наклонился.

— Так, погоди…

В его горле что-то треснуло, и он вдруг гулко, на всю избу, захохотал, заставив женщину испуганно привстать с лавки.

— Тише, Сарви, тише!

— Пытаюсь!

Сарвиссиан накрыл рот ладонями, но смех взбулькивал в нем, как каша в горшке, и прорывался сквозь пальцы.

— Бы-уп… пха-ха… Инь…

Зашевелился, перевернулся под медвежьей шкурой Хаюм. Всколоченная мальчишечья голова приподнялась с тощей подушки.

— Чего вы? Ночь на дворе!

— Ты спи, — сказала ему мать.

— Уснешь тут!

— Пых-ха… — сказал Сарвиссиан, на ватных ногах отступая в сторону печи.

Слезы текли у него по лицу.

— А что с дядей Сарви? Плясунья? — спросил Хаюм.

— Репей тебе под язык! — сердито сказала мать. — Смешно ему просто. Годами смех копил, вот и прорвало.