Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

Нет, это плохо, это ни к чему, это жуть какая-то. Она торопливо очистила доску, смешала осколки листьев с сеном. Пусть так. Не стоит с этим играть. Она задумалась, неужели в мастере смерти не может быть ничего человеческого?

Если вспомнить лицо…

Эльга зажмурилась, вызывая образ под веками. Пальцы зачерпнули ворох листьев из сака. Это будут волосы, темный хохолок.

По стенкам фургона плыли тени деревьев.

Букет медленно прорастал из памяти, складывался и ершился, ухмылка ползла вправо, голубой глаз подмигивал, карий смотрел высокомерно, словно спрашивая, что за девица его лепит, об острый подбородок можно было уколоть пальцы. Чарник и дуб. И слива. И горький темник, который еще прозывается одиночником.

Странное лицо, обиженное и насмешливое, нервное, полное внутреннего напряжения, постепенно проступало на доске.

Нос — длинный. На лбу шрам. Шея тонет в вороте серебристого плаща.

— Не так уж ты и страшен, — стукнула ногтем по кончику лиственного носа Эльга.

И вздрогнула.

Показалось, будто лицо в ответ, ожив, шевельнуло губами, посмотрело прямо на мастера и потянуло ухмылку к уху. Б-бууу!

А в следующий момент букет принялся чернеть — слой за слоем. Отдернув руку, Эльга наблюдала, как сверху вниз, едва слышно похрустывая, оседает и ломается строгий лиственный рисунок, как проваливается карий глаз и лопается голубой, как на щеках и губах, будто трупные пятна, разрастаются мертвые узоры.

Несколько мгновений — и букет мелкой пылью осыпался девушке на платье. Как зараженную, Эльга отбросила доску вглубь фургона.

Вот уж действительно мастер смерти! Хоть бы его воины кранцвейлера поймали! Жуть какая. Букеты он умерщвляет.

Эльга откинулась на сено и возмущенно засопела.

Нет, подумала она, это вовсе не мастерство. Как такому можно научить? У него, наверное, даже печати нет. Да и кто бы ее поставил? В Серых Землях что ли ставят? Или он самоучка? Но такого-то точно не бывает.

Потом — как бы его учили? Сначала убей жучка, потом — паучка, потом — цыпленка, и так до человека?

Разноглазое лицо попыталось сложиться в темноте под веками, но Эльга тряхнула головой. Фу! Не хватало еще! Рука в саке раздраженно шелестела листьями, листья, шурша, принялись выражать единодушное согласие с хозяйкой. Наглец. Негодяй. Ни жилки на букет! И вообще — страшно.

— Госпожа мастер, — Сарвиссиан сунул голову в фургон, — к шиге подъезжаем. Не хотите посмотреть?

— Зачем? — спросила Эльга.

— Красиво, — улыбнулся извозчик. — Может когда из листьев ее выложите. Это знаменитая смотровая шига, старинная.

— Хорошо.

Эльга перетянула сак за спину, выглянула и обомлела.

Ой, Матушка-Утроба! Нет, ёрпыль-гон! Шига взлетала над лесом, растянув тонкие крылья-перекладины, украшенные лентами и перьями. Складывать ее начинали из камня, но выше четвертого яруса шло уже дерево, крепкая желтая лиственница, почти вечная, ни дождь, ни солнце, ни древоточцы ей были нипочем. Ах, какая красота!

— Стойте!

Эльга нырнула за доской, уже представляя, как под ее пальцами желтой стрелой в небо устремятся листья. Мастер смерти был забыт. Да и стоило ли его помнить? О нем, вот честно, и потом подумать можно.

А пока…

Эльга в нетерпении села на скамейку. Сарвиссиан убрал ногу, давая вольготно развалиться шуршащему мешку.

Шига казалась невозможно хрупкой. Она покачивалась над низким ельником, шелестели ленты на перекладинах, темнело смотровое гнездо.

— Как же туда забирались? — спросила Эльга.

— Говорят, мальчишки здесь сторожили. Им что на дерево, что на шигу. Она на взрослого-то и не рассчитана.

Эльга подумала, что с шиги, наверное, виден даже Гуммин. Высоко, страшно высоко. От покачиваний и с земли-то не по себе.

Липа, дуб, шиповник, цветы вьюна.

— Там перекладины, — сказал Сарвиссиан, — частые, много. Я, когда малой был, до половины долезал где-то. Мы даже соревновались, но до гнезда никто не добрался.

— Почему?

Извозчик хмыкнул.

— Так высота. А если на крыле девчоночью ленту повязать, то она за тебя замуж выйдет, — он посмотрел на девушку. — Ну, мы в детстве в это верили.

— А мы на озере в Травотень гадали, — сказала Эльга.

— На отражение в венке?

— Ага.

— Знаю.

Сарвиссиан тронул вожжи.

— Зачем? — запротестовала Эльга, когда, понукаемые извозчиком, лошадки побрели вперед.

— Чуть-чуть ближе подъедем. Там получше будет.

Дорога пошла в подъем. Ельник измельчал, рядом с ним проросли осинки. Шига повернулась боком, густым нагромождением перекрестий. Тень ее мазнула по фургону, на мгновение вызвав в Эльге слепой страх, что шига вот-вот упадет. Да нет же, падает!