Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

Унисса Мару. Тиллем Крисп. Эксантр Мерсмо, но он давно умер.

Ноги расходились, боль ушла. Какое-то время Эльга складывала в голове узор вечернего леса, в котором все дышало бы тишиной и дремотой. Чтобы посмотрел, и веки сами собой смыкались. Она вдруг подумала, что из ночных листьев, наверное, могут получиться замечательные букеты для тех, кто страдает от бессонницы. Надо бы попробовать и набить.

— …стер! — донесли листья голос Сарвиссиана.

Эльга спохватилась: что за дурочка, ушла в темень и задумалась!

— Я пошла, пошла, — сказала она осиннику, прощаясь.

Сарвиссиан светил фонарем, обеспокоенно замерев на краю леса.

— Госпожа мастер!

— Я здесь.

С охапкой листьев Эльга вышла к фургону.

— Ох. А я уж подумал было — пропали! — подступил извозчик. Свет фонаря лег на девушку желтым пятном. — Все в порядке?

Эльга кивнула.

— Меня долго не было?

— Так я уж чуть искать не пошел, — сказал Сарвиссиан. — Думаю, если уж вы пропали, то и мне, значит, смысла нет пустым ехать. Так вот, через лес, решил и пойду… — он показал рукой. — А тут вы на свет.

— Извините, я просто… В общем, не важно. Простите, дядя Сарви.

Поддернув платье, Эльга забралась в фургон. Всю остальную дорогу до Амина, столицы одноименного вейлара, она проспала.

Титор Гельмих Астараго был худым и желчным мужчиной за сорок. Лицо у него было желтое, узкое, с тонкими короткими усами, и имело свойство периодически складываться в гримасу боли, которая, видимо, мучила его уже порядочное время.

— Садись, — показал он Эльге на низкий стул.

В зале приемов было пусто, видимо, титору опасались попадаться на глаза. Он был шиповник и крапива, редкий серый вяз и резеда. В сердце его, за глухим панцирем листьев, Эльга разглядела лишь желтоватый гороховый стручок, знак усталости и безразличия.

— Что у тебя, девочка?

Эльга показала печать мастера. С расстояния в пять шагов сидящий на кресле титор близоруко сощурился.

— Что-то зеленое?

— Я — мастер листьев, — сказала Эльга.

— Нам не нужны мастера листьев.

Астараго сморщился, пережидая приступ боли.

— У меня есть еще кое-что для вас, — Эльга нырнула рукой за пазуху, заставив насторожиться кафаликса на пуфике и двух стоящих по бокам кресла стражей.

Она достала свернутое в трубочку письмо.

Соскочив с пуфика, бородатый кафаликс с улыбкой взял его и, развернув, вчитался в небрежные строчки.

— Письмо мастера Униссы Мару, — сообщил он.

— Дай.

По лицу титора снова пробежала гримаса.

— Вы больны? — спросила Эльга.

Астараго поднял руку, призывая к молчанию. Кафаликс неодобрительно качнул головой.

— Свет, — сказал титор, выпрямляясь в кресле.

Ему поднесли свечу.

Какое-то время он читал письмо. Эльга рассматривала убранство зала, шпалеры и полотна, кованое железо ставен, мозаики на стенах и прожилки, бегущие по камню колонн. Лиственный узор почему-то отливал красным.

— Я не помню мастера Мару, — поднял голову титор. — Но вижу, что она помнит меня. Странно, что в доме нет ее работ.

Он усмехнулся. Пальцы его стукнули по подлокотнику. Взгляд светлых глаз неожиданно нашел Эльгу.

— Ты слишком молода для мастера.

— Да, господин титор, — сказала Эльга.

— Почему?

— Мастер Мару сказала, что у меня проблеск.

Астараго хмыкнул.

— В любом случае, — помолчав, сказал он, — у нас нет для тебя никаких дел. Я не поставлю свою печать тебе на руку.

— Хорошо.

— Да, хорошо, — повторил титор и передернулся. — Я не слишком хорошо себя чувствую, извини. Думаю, тебе пора удалиться.

Кафаликс подал ей знак подняться.

Эльга еще раз посмотрела на титора. Что-то темнело за гороховым стручком, что-то скукоженное, почти вытравленное, черно-желтый цветок.

Лилия.

— Простите, господин титор, вас отравили? — спросила Эльга.

Кафаликс побледнел. Астараго прищурился.

— Откуда знаешь?

— Я — мастер листьев, господин титор.

— Но не лекарь, нет?

— Я вижу лилию у вас от здесь, — Эльга прижала ладонь к груди. — Лилия означает предательство, ложь. Вместе с гороховым стручком — отравление, долгую болезнь.

Пока она говорила, титор не спускал с девушки глаз.

— Что еще?

— Ничего.

— У нас был мятеж, — скрипучим голосом сказал Астараго. — Пятнадцать человек легли здесь, — он показал ладонью на плиты пола. — Они пришли убить меня, но умерли сами. Им казалось, что я уже слишком долго сижу в кресле титора во славу Руе. Это было неделю назад. Видишь, как здесь пусто?