Кристофер Мур - Подержанные души [litres]

– Стоп, – сказала она и зарылась в ридикюль за телефоном, чтобы выиграть себе немного времени подумать. Что это он сейчас пытается отмочить такое? Она не намерена спускать ему с рук этого вяложопого шарма, какой он тут пытается нагнать. Посмотрела в телефон проверить время, после чего встала. – Слушай, я дам тебе знать. Сейчас мне пора. У меня свидание с парнем, который красит мост Золотые Ворота.

Прозвучало совсем не так внушительно, как она на это надеялась.

– Это делает кто-то один?

– Да, – ответила Лили. Она понятия не имела. Пусть будет один.

– Ну, приятно вам тогда время провести, – сказал Мятник. – Рад был повидаться, Мгля.

– Ага, и я, – ответила она, шебурша барахлом в ридикюле, словно ищет ключи от машины, чего она не делала, поскольку машины у нее не было, но так поступаешь, когда не можешь придумать, чем бы еще себя занять.

– Спасибо за кофе, – сказал он. Проводил ее взглядом и подумал: “Слишком она молодая, слишком низенькая, и в ней чересчур ебанатической жути, – и я по ней скучаю. Но я хотя бы кофе выиграл”.

В дверях кофейни она повернулась и произнесла:

– Ты не выиграл. – И вышла вон.

“Ебанатическая жуть”, – подумал он.

Рассвет, розовый и зябкий. Император Сан-Франциско трюхал вдоль набережной Акватик-Парка, когда мимо на непропорционально длинных ногах болотной птицы пробежала морская свинка в плундрах и атласном дублете елизаветинского денди, на плече она тащила модель буксира. За нею следовали две равно лоскутные маленькие твари, обряженные, похоже, в красную ветошь – такую продают рулонами; у одного существа голова была трехцветной кошки, у другого – броненосца, и оно на ходу твердило нараспев:

– Скорей, скорей, скорей.

– Ну, такое не всякий день узришь, – промолвил Император. Золотистый ретривер Лазарь сочувственно тявкнул, но бостонский терьер Фуфел уже кинулся за ними в погоню, чертовски быстро, испуская стаккато рычанья, звучавшее так, будто он проглотил очень маленький и сердитый мотоцикл и теперь на бегу старался его не срыгнуть.

“Не в моем городе, – думал Фуфел. – Только не у меня в городе”.

Лазарь взглянул на Императора, словно бы говоря: “Нам же за ним бежать нужно, правда?” – и пустился трусцой терпимости, пока Император заправлял под мышку свою прогулочную трость и поддергивал военторговский планшет для карт, который носил на ремешке на плече, – там лежал тяжелый гроссбух со списком покойников. После чего Император зашагал следом.

Артритное колено в последнее время беспокоило его сильней обычного, поскольку они начали спать у воды – в Форте-Мейсоне и рядом, иногда в каком-нибудь уголке или закутке Яхт-клуба имени святого Франциска, а не в обычной подсобке за пиццерией на Северном пляже, чей радушный владелец там все прибрал и даже выдал ключ Императору и его гвардии. Поблизости от моста имена мертвых отчего-то приходили к нему легче, и последние утра он едва успевал размять затекшую за ночь руку, прежде чем имена и цифры начинали затапливать ему ум; приходилось усаживаться, где бы он ни был, и записывать их. Поначалу Император ходил в библиотеку и полицейский участок, даже в Мэрию, чтобы узнать там имена, о каких просили мертвые, но имен он там не обретал, а даты уходили гораздо глубже в прошлое, нежели тот год, который мертвые первоначально просили его записать.

На краю парка в длинную бетонную траншею тянулись рельсы, давно заброшенные, – вагоны канатки бежали по ней, прежде чем скрыться в тоннеле под обширным лугом над Фортом-Мейсоном. Фуфел загнал существ, это мясное ассорти, в траншею, зная, что тоннель в конце ее заперт стальными воротами, и сам он вскоре оторвет задницы от того, чем бы эти твари ни были, – ну или хорошенько проявит крутизну и строго их оттявкает.

Вот впереди уже показались стальные ворота, и тут Фуфел почуял ту мерзкую птичью вонь, с которой уже сталкивался раньше. Песик остановился так резко, что едва не перекувырнулся через голову. Ворота закрывали только нижнюю часть тоннеля, а вот арка над ними – почти четырех футов высотой – оставалась открыта и темна. Под воротами растекалась широкая лужа, похожая на деготь или густое масло.

Император и Лазарь нагнали Фуфела как раз в тот миг, когда одно существо – с головой пятнистой кошки – подпрыгнуло, перемахнуло ворота и скрылось в темноте под сводом. А вот когда перед таким же прыжком пригнулось второе – морская свинка, – из лужи высунулась гладкая женская рука с длинными когтями и пронзила ими грудь маленького денди. Из темной жидкости вызмеилась еще одна рука, схватила игрушечный буксир и погрузилась назад, после чего высунулась третья рука с когтями наголо, и вместе с первой они разодрали морскую свинку в клочья. Кровь и шелка испятнали собой стальные ворота и бетонные стены траншеи.