Елена Кисель: Немёртвый камень

— Как наши? — спросил он наконец.

Кристо, Мелита, Нольдиус и Скриптор — об этих он спрашивал неизменно, хотя во время визитов в Одонар ему не со всеми удавалось увидеться. Хет с его способностями обо всем знать был позарез необходим в Семицветнике, так что с ним-то Ковальски виделся каждый день с устрашающей регулярностью.

— У Мелиты уроище — дрессирует практеров на арене, — Бестия, верная привычкам завуча, ответила первой. — Нольдиус и Сина где-то в мирах, Скриптор работает в архиве. Кристо здесь, для него пока что нет работы.

— Он так и ходит в миры в одиночку? — Ковальски невольно понизил голос.

— Так и ходит. Это понятно, он ведь универсал. Один из лучших артефакторов, — это Фелла добавила с невольной гордостью, а Мечтатель предложил, словно в попытке оттянуть печальный момент:

— Зайдем к нему.

Макс пожал плечами. Какая разница, сколько и о чем разговаривать перед тем, как увидеть ее окаменевшее лицо. Впрочем, Кристо — это уже кое-что, за последний десяток лет они с Максом виделись редко. После «второго Альтау» парень вытянулся, раздался в плечах — вошел в самый расцвет сил с виду, но приобрел странную задумчивость и рассудительность взамен. Иногда Максу не хватало в этих встречах прежнего отморозка-Кристо: взрослый человек, с которым приходилось разговаривать, сбивал с толку.

Но увидеть его сейчас — почему бы и нет. Да, Мечтатель, за годы ты не потерял ни крупицы своего ума. Жизнь идет своим чередом. Я понял.

Пока они шли по жилому крылу, Бестия задала еще один традиционный вопрос, подозрительным тоном:

— Как служба?

Прощупывает почву для внука, рассеянно подумал Макс. С тех пор, как полсотни лет назад двери во внешний мир вновь были открыты, у Макса, как у Главы Кордона прибавилось забот: внутренний порядок Целестии так и остался закрепленным за его ведомством.

— Что сказать? Мне прочат, что я не дотяну до двухсот, — он поймал взгляд Мечтателя, пожал плечами и добавил: — Традиция.

Характер Макса и его отношение к бюрократии и коррупции уже были известны всей Целестии, но не всем приходились по вкусу.

И вполне возможно, для того чтобы выдержать сто лет памяти и тепла, нужен был не Макс Ковальски, у которого семья, и служба, и такой характер.

Но кто тогда смог бы…?

Мечтатель постучал в нужную дверь. В ответ на стук она приотворилась.

— Наверное, ушел, — сообщил директор и нагнулся, приподнимая с пола пожелтевший листок. Листками был засыпан весь пол комнаты: казалось, Кристо что-то долго записывал в толстой тетради, а потом взял да и вырвал все страницы до одной, и разбросал их по полу, как осенние листья.

Несколько секунд Мечтатель безмолвно водил глазами по строчкам, потом протянул страницу так, чтобы написанное смогли рассмотреть Макс и Бестия.

На контрабандной страничке в клеточку буквы были выведены четко и красиво, и от этого почерк казался почти подростковым, несмотря на то, что записи принадлежали уже даже не юноше, а молодому мужчине.

«Я вот всё время думаю: когда она меня увидит — узнает или нет? Все-таки я сильно изменился. Бестия, и та говорит, что все еще отморозок, но уже получше, чем прежний. А Мечтатель твердит, что я вроде как возмужал. Да и волосы я красить перестал лет семьдесят назад, кажется.

Если узнает и все-таки догадается, тогда первым, что она скажет — будет мое имя. Наверное, спросит что-нибудь вроде: «Кристо? Это ты, что ли?» А может, скажет, что ей больно и тяжело, и тогда я засмеюсь прежним смехом и скажу: «Дура! Больно — значит, ты живая!»

И тогда она меня узнает окончательно».

По коридорам они бежали втроем. Практеры, теорики и действующие артефакторы расступались, открывали рты и смотрели вслед, увидев такую картину: глава Кордона в компании директора и завуча Одонара, все с одинаковыми выражениями на лицах, все несутся со всех ног. Но никому из этих троих не было до этого дела: они бежали, и внутри их откуда-то начинали звучать рифмованные строки:

Коли хочешь испытать ты —

Золото, иль грязь —

Можешь времени оставить

Выбор, не боясь.

Коли может похвалиться

Выдержкой вино —

Это значит — что таиться? —

Доброе оно.

Они переглядывались на бегу, как бы спрашивая друг у друга: «Ты слышал? А ты слышала?» — но строки не уходили, и они не были похожими на обычные сочинения Мечтателя, они были похожи на первую пробу пера мальчишки лет шестнадцати-восемнадцати.

Коль таланта бесконечность