Елена Кисель: Немёртвый камень

— Здесь должен быть я.

Видимо, Экстер прочитал на его физиономии то, что Ковальски чуть не брякнул вслух. Он один из всех смотрел Максу в глаза.

— Мне предназначено было покончить с этим. С самого начала, когда я только стал Ключником… Моя наставница надеялась — я мойду выход. Но я не слышал её. И она не пропускала меня, я мог только охранять снаружи…

«Да мне-то какая разница!» — у него едва не сорвалось это с губ. Мечтатель не виноват. И Кристо, который пыхтит сзади, — вспомнил, видимо, прощальное напутствие Макса — не виноват. Даже если кто-то виноват — время, чтобы сказать об этом, будет. Сейчас нужно говорить другое.

— У вас тут два Витязя, паж… армия магов. Разве нельзя…

Ему не ответили, просто прятать глаза начали ещё сильнее. Только Бестия, кажется, обрисовала губами: «Один Витязь». Но ни у кого не хватило смелости выложить перед Максом этот проклятый постулат, который в целестийских книгах авторы именовали «законом магической несправедливости». Макс, читавший целестийские книги, этот постулат прекрасно знал сам: магия может убить, превратить живое в неживое. Но вот обратный процесс…

Есть обратный процесс. Он обернулся, встретил серьезный взгляд темных глаз на неимоверно прекрасном лице.

— Лори. Ты вернула меня тогда…

Богиня кивнула — да. С любовью и тревогой коснулась его щеки и заговорила тихо:

— Я вернула тебя, Макс. Тебя. И мой танец был для тебя. И если бы ты не вернулся тогда — я последовала бы за тобой, потому что иначе не могло быть. Только вместе — по ту или иную сторону.

Теплая ладонь согревала, снимала оцепенение, а это опасно. Макс бережно снял пальцы Лорелеи со щеки, стиснул в своих ладонях, глядя ей в глаза.

— Ничего нельзя сделать… совсем?

— Этого я не говорила, — с изумлением встрепенулся каждый, кто стоял посреди руин. — Вглядись Макс, разве ты не видишь? Это заклятие, как многие, разрушится теплом, верой и памятью. И если вы хотите, чтобы она вернулась — она вернется, нужно только ждать ее…

— Как долго?

Лори перевела взгляд на Нольдиуса, который задал вопрос, и на лице у нее отразилось сомнение, будто она не хотела их огорчать. Но она ответила:

— Одну дату памяти поколений. Один людской век. День в день, час в час. Вспоминая ее каждый день, всегда с теплом и с надеждой, не забывая. Каждый день веря и ожидая, что она вернется.

— И тогда она оживет?

Лори снова помолчала, прежде чем выговорить это:

— Может быть.

Слепая вера без гарантий — то, на что делали ставку в Первой Сотне, что было заветом Целестии много веков до Альтау… и чего так не хватало одному иномирцу.

Из всех стоящих сейчас перед мраморной статуей только Бестия и Мечтатель (может, еще Лорелея) знали больше. Они знали о Чертогах Памяти, которые продолжают забирать боль и старость из страны, обеспечивая Целестии вечную юность. И у них из памяти за века стерлось такое множество лиц, что только они осознавали, какая это непомерная ноша: пойти против Чертогов, помнить ушедшее в прошлое каждый день и надеяться, что оно вернется…

Но ни Фелла, ни Экстер, не сказали ни слова, когда Макс Ковальски произнес:

— Плевать. Я дождусь.

Может, надеялись на лучшее или просто знали, что упертость Февраля еще и не на такое способна. Или они как раз и уповали на упертость Макса, которому даже в голову не пришло соотнести в этот момент срок со своей собственной прожитой жизнью: сорок — за плечами, сто — только на ожидание, не многовато ли для смертного?

Хотя высказывание было сделано знаменитым тоном «будет так, а на остальное чихал я с Семицветника». По сравнению с клятвой, которая только что прозвучала во всеуслышание — сменить жизнь человека на жизнь мага действительно казалось не так уж и сложно.

Больше никто ничего подобного не сказал, но что-то все-таки прозвучало в воздухе: помним и будем ждать. И казалось, что все эти люди просто соберутся — и вот так простоят эти нужные сто лет. Не один Макс, а все они: бывший Витязь Альтау, паж, Нольдиус, Скриптор, Мелита, богиня, Кристо…

Отдать сто лет из почтения к девушке, которая отдала за них жизнь — это разве много?

Но такого не могло случиться. Сначала пошатнулся Экстер Мечтатель: нанесенный ему удар был слишком сильным, ему нужно было отдохнуть, и предательница Бестия чуть ли не на руках вытащила директора из бывшей Комнаты. Как того, кто принадлежал теперь только ей и кто больше не был Витязем.

Нольдиус мялся и поглядывал на Мелиту, но она покачала головой и сделала ему знак идти, и не улыбалась при этом. И он что-то понял, кивнул Скриптору в сторону выхода и тоже ушел, ссутулив крепкие плечи, почему-то опустив голову…