Юлия Пушкарева - Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

Вороной подросток, опустившись наконец на все четыре копыта, смотрел на Шун-Ди сверху вниз и тяжело дышал. Колчан сполз ему на спину, и несколько стрел рассыпалось. Шун-Ди сознательно не оглядывался на Лиса и смотрел только кентавру в лицо. Загорелое, с жидкой бородкой. Почти его собственное лицо - и выражение, наверное, у него сейчас столь же идиотски растерянное.

- Что ты творишь, Лурий-Гонт?! - вскричал кто-то, и со стороны моря травяных навесов, трепещущих над степью на ветру, появился седой грузный кентавр. Он свирепо жестикулировал (под стать кезоррианцам, которых Шун-Ди так некстати вспомнил) и тыкал пальцем в стушевавшегося подростка. - О глупец с кривым путём Гирдиш! Этот лис не поднимал на тебя оружие!

Как он, кстати, понял, что Лис - именно лис?.. Шун-Ди провёл рукой по лицу, и ладонь сразу стала влажной и липкой. От пота, а не от крови.

За собой он услышал шорох шагов по траве и догадался, что кто-то - Уна или лорд Ривэн - склонился над поверженным Лисом.

Не оборачиваться. Он не выдержит, если обернётся.

Сердце уже не колотилось - наоборот, сжималось и падало куда-то, еле-еле вынуждая себя сокращаться.

- Мы с восточного материка. Из Обетованного, - выговорил Шун-Ди, не сразу вспомнив нужные слова. За спиной старого кентавра, среди навесов, назревало движение: новые и новые копыта ступали по весенне светлой зелени. Лица, хвосты, загорелые шеи и локти... Ни женщин, ни детей (за исключением слишком вспыльчивого подростка) Шун-Ди не заметил. Навесы разбросались по равнине, насколько хватало глаз - от покатого холма в кипарисах, с которого они спустились, до леса на горизонте. Кое-где между ними виднелись кучи травы или сена, слабо обозначенные тропки и тёмные пятна кострищ. Стоянка выглядела новой. Неудивительно: здесь был только краешек степей Лэфлиенна - не их сердце. А значит, без иссушающего солнца, бесчисленных мелких цветов (хотя обилие нежно-лилового вереска уже ощущалось) и вездесущих мышей. Степь, конечно, но пока очень близкая к лесам и многоводной реке Мильдирмар, что течёт севернее. Совсем не то, что помнилось Шун-Ди по садалаку гордеца Метея-Монта. - Мы прибыли не как враги, но как послы и просители помощи.

Седые брови кентавра поползли вверх.

- И где же ты, пришелец с востока, выучил наше наречие?

- Метей-Монт, - обрубил немногословный светло-серый кентавр. У Шун-Ди заныли скулы; он нечасто жалел о том, что не силён телом, но сейчас такой момент наступил. Слишком уж отчётливо запомнилось, как этот здоровяк отступил, освобождая вороному дорогу к Лису... И отчего у него нет ни клинка, ни магии - только слова и деньги, которые в этой части мира полезны меньше ржавых железок? - Был уже. Королевства.

Старик прочистил горло. В его тёмных глазах, до этого удивлённых и укоризненных, возникло что-то вроде презрения. Ещё одна неприятно изумляющая деталь: раньше Шун-Ди казалось, что кентавры не способны на такие чувства к братьям по садалаку.

Он слышал, как за спиной Уна бормочет что-то над Лисом и как тревожно попискивает Иней. Не оборачиваться. Он не сможет перевести переговоры, если обернётся; и без того колени подкашиваются.

Только дыши, Лис. Пожалуйста. Умоляю. Просто дыши, как учит нас всех Прародитель. Иначе смысла не будет ни в чём, никогда.

- Кхм, Гесис-Гонт, не сочти за грубость, но тебе бы не помешал второй цикл обучения ораторскому мастерству. Я ничего не понял.

Воин поскрёб в бугристом затылке.

- Ну, то есть...

- Думаю, не время сейчас это обсуждать, - стряхнув вместе последние крохи терпения, сказал Шун-Ди. - Моему другу требуется помощь.

- Я виноват, досточтимый Паретий-Тунт, - краснея, пробормотал юный Лурий. Извинялся он - без всяких потаённых замыслов - не перед раненым чужеземцем, а перед старцем, не одобрившим его поведение. Одно слово: кентавры. - Не сдержался. Просто они ведь, они...

Позади кто-то зашевелился.

- Скажи, что Лису нужен целитель, - замороженным голосом произнесла Уна. - Скажи это. Сейчас же. Он ранен в голову.

Нет, всё. Это уже слишком.

Шун-Ди покорно сказал всё старику по имени Паретий, а потом обернулся и бросился на колени, чтобы помочь Уне придержать голову Лиса. Она приложила к его виску платок, который уже пропитался кровью; голова Двуликого запрокидывалась, а глаза были плотно закрыты. На шее, над смуглой ключицей, наливался багровый синяк. Лис дышал, но часто и очень слабо.

- Лис, очнись, - на языке оборотней пробормотал Шун-Ди, чувствуя себя полным дураком. - Лис. Лис, слышишь? Посмотри на меня. Пожалуйста.