Таня Хафф - Камень огня

Громкий треск сломанной ветки.

Тихое мычание боли.

Королевский сад зашевелился, когда собаки выбежали посмотреть, что затрещало.

Прижавшись спиной к тонкому стволу, Аарон зажал ладонями бедро и неглубоко дышал носом. Запах жасмина одурманивал, но он стиснул зубы и не дал вырваться стону боли. Ветка, на которую он прыгнул, не выдержала его тяжести, и, когда он падал, сломанный конец другой ветки врезался в бедро. Пальцы были липкими.

Юноша передвинулся, опасно балансируя на ветке, не намного толще той, что обломилась. У него нет времени поддаваться боли. Кровь приведет собак; и он должен быть готов.

«Наследник клана сражается через боль!»

— Заткнись, отец, — огрызнулся вор. — Я делаю это не ради тебя.

Из-за темной массы живой изгороди, припадая животом к земле, выбежала первая собака. За ней последовали еще две, привлеченные запахом крови. Они были крупнее, чем горные кошки из Ааронова детства, массивнее, с бугристыми мускулами. Они столпились под деревом, и одна встала на задние лапы, огромные когти оставляли глубокие борозды в коре.

Пока другие воры делали знак Девяти и обходили стороной своих товарищей, повисших на дворцовых воротах, из страха, что участь несчастных передастся им, Аарон учился на чужих ошибках. Он видел следы когтей и зубов не на одном теле. Он взломал печать на пакете, который нес с собой, стараясь не коснуться руками пахучей травы.

Запах крови внезапно утратил свою первостепенную важность. Округлые уши навострились, и глаза-щелочки широко распахнулись. Любопытство объединилось с этим новым и заманчивым запахом, и вместе они победили. Когда пакет с травой упал за изгородь, собаки ринулись за ним.

Аарон соскользнул на землю и побежал по дорожкам к дворцу. Он не знал, как долго трава будет удерживать собак, поэтому мчался изо всех сил, игнорируя боль и теплую влагу, медленно приклеивавшую тонкую штанину к ноге. По той же причине, по которой он перелезал через стену у караульного поста, вор направился теперь к единственному прямоугольнику света, глядящему в сад: врага видимого можно избежать. Обходя окна на нижнем этаже, — они привели бы только к противоборству со стражниками, охраняющими коридоры, — он вытащил кошку и кусок мягкой шелковой веревки.

Во всей Ишии только на храме и дворце не было вычурной каменной резьбы, служившей лестницей для городских воров.

Тонкие металлические крюки кошки были обтянуты мягким, когда же они ударились о черепицу крыши, то зазвенели угрожающе. Аарон застыл, прижавшись к прохладному камню, но дополнительные лампы нигде не зажглись, и никто не появился на освещенном балконе, возле которого спускалась его веревка. Потянувшись, пока бедро снова не обожгло болью, юноша схватился за веревку, уперся ногами и заставил свое тело подняться по стене.

Он уже миновал балкон, тщательно отводя глаза от потока света, когда веревка вдруг задрожала в его руках. Затем она дернулась. Затем Аарон скользнул вбок на несколько футов. Затем он падал.

Если бы это скольжение подвинуло его еще на пядь…

Если бы раненая нога подчинилась его воле еще на несколько секунд…

Балконные перила ударили по икрам. Перевернувшись в воздухе, юноша треснулся лбом о камень и упал навзничь на плиты балкона.

На мгновение Аарону показалось, будто зеленые огни, взорвавшиеся в его голове, это изумруд, который он искал, теперь расколотый на куски, так что даже Фахарра не сможет ничего поделать.

Изумруд…

Он должен достать изумруд для Фахарры.

Вор попытался встать.

Лицо, наклонившееся над ним, отодвинулось, рука отбросила копну черных волос с бледно-голубых глаз.

Аарон забыл, как дышать, забыл, как двигаться…

Рут. Его кузина отбрасывала так свои черные волосы и часто приставала к Аарону, упрашивая отрезать их коротко, по-мужски, чтобы они больше не падали ей на глаза. Ее бледные, зимние, голубые глаза.

… забыл боль настоящего, когда боль прошлого сдавила его сердце. И, потерявшись в прошлом, вор не увидел опускающийся меч.

Кованая сталь жахнула по перилам и оставила зарубку в мягком железе. Грохот удара эхом прокатился по саду, вспугнув двух ночных птиц. Бешено махая крыльями, они взвились в воздух. Его королевское высочество принц Дарвиш Шейриф Хакем, третий сын короля, скользнул взглядом по лезвию сабли, застрявшему в четырех футах над белым горлом, которое должно было перерубить.

Он нахмурился и хлебнул из большого золотого кубка, зажатого в правой руке.