Таня Хафф - Камень огня

Тела дворян отдавали вулкану, а их подобия в полный рост высекали в граните или обсидиане и ставили на участке храмовых земель, отведенном для таких памятников.

Прислужник, гуляя в одиночестве среди статуй умерших, увидел несущееся на него из темноты лицо — фигуры он не разглядел, ибо одежда Аарона была темной. Предполагая очевидное, прислужник завопил и бросился наутек.

Слегка поклонившись памятнику дворянке, Аарон рысцой устремился к стене храма. Он не безосновательно подозревал, что сообщение прислужника будет выслушано менее впечатлительным субъектом, и не испытывал ни малейшего желания сталкиваться с храмовой стражей.

Из широкой ссадины на руке сочилась кровь, но никакого иного вреда дикий гон по некрополю ему не причинил. И хотя пересохшее горло саднило, он чувствовал в себе некую умиротворенность. В оставшиеся до рассвета часы он отблагодарит за дружбу лучшую гранильщицу драгоценных камней, которую знала Ишия.

Он украсит место ее упокоения одним из ее творений. Аарон вернет ей изумруд с королевского посоха.

— Я не хотел спрашивать, и ты, возможно, скажешь, что это не мое дело… — толстяк провел грязными пальцами по тяжелой золотой цепи к висящему на ней медальону, — но как ты достал ее?

— Ты прав, Херрак, это не твое дело. — Аарон неподвижно стоял в тени битком набитого книжного шкафа, гармонирующего с этой захламленной комнатой, и не отрывал глаз от огромного человека за столом. — Она окупит то, что мне нужно?

— Человеку твоей профессии следует научиться большему терпению, — упрекнул юношу Херрак, папироса подпрыгивала на нижней губе. Он взвесил цепь в левой руке, а правой смахнул пепел с выпирающего живота. Сосредоточенно сдвинув несуществующие брови, толстяк медленно выдохнул дым вместе со смешком. — Однако ты сумел достать ее. Его милость не обрадуется пропаже.

— Забудь о его милости, — буркнул Аарон, — и давай ближе к делу.

Юноша украл цепь сразу после ухода из Сада Знати. Чтобы добраться до посоха, нужно попасть в Королевский сад, но только у Херрака можно раздобыть средства для этого, и цену назначает он. Толстяк уже не нуждался в богатстве, он хотел другого — чего-то запретного, уникального, чтобы схоронить его в крысином гнезде своего дома и чтобы ничьи глаза никогда больше этого не увидели. Аарону еще не приходилось иметь дела с Херраком, но он знал: это единственный человек в Ишии, у кого есть то, что понадобится ему сегодня ночью.

«А если цепи с медальоном не хватит?» Юноша отбросил эту мысль. Их не может не хватить. Он не успеет за остаток ночи найти что-то еще и похитить изумруд. Охрана в доме его милости отняла у Аарона слишком много драгоценного времени.

— Амулеты, мой друг, стоят дорого, — пробормотал себе под нос толстяк. Он еще раз взвесил цепь и улыбнулся, утопив глаза в складках щек. — Но думаю, она окупит тот, что ты просишь. Один только гнев его милости, вызванный пропажей, окупил бы его. Почти, — поспешно уточнил он, чтобы у юноши не возникло никчемных идей. — Да, она окупит твой амулет.

— И кошку.

Заплывшие жиром глазки Херрака азартно заблестели. Толстяк любил получать сокровища, но не меньше этого ему нравилось торговаться, давать и брать, обманывать ради выгоды, прибегать к волшебной силе слов.

— Так ты торгуешься со мной? — произнес он первую фразу ритуала.

Аарон сжал губы, и демонские крылья бровей опустились над глазами.

— Нет, один амулет бесполезен. Я покупаю оба — или сделки не будет. Я могу вернуть цепь обратно так же легко, как взял ее.

В комнате повисла тишина. Только ночная бабочка легко билась крыльями о стекло лампы. Херрак не верил своим ушам. Ультиматум? Этот воришка только что предъявил ему ультиматум?

— Решай, — стоял на своем Аарон, — у меня мало времени.

Херраку не понравились не столько слова, сколько тон юноши. Он погладил пальцами медальон.

— И кошку, — махнул рукой толстяк.

Он стащил деревянный ящичек с опасно пошатнувшейся груды хлама, открыл его и вынул крошечный, скрученный обрезок серебра.

— Это не остановит чародеев, они могут напасть, но проведет тебя через защитные заклятия.

Наклонившись из тени, Аарон выхватил у него амулет.

— И кошку.

Пухлый палец указал на другой ящичек. Амулет и сложенные крюки исчезли в обширной штанине, и юноша торопливо кивнул Херраку.

— Не стоит благодарности, — сухо ответил толстяк тому месту, где только что стоял Аарон.

Он погладил цепь и представил себе лицо его милости, когда тот проснется и обнаружит пропажу. Ходили слухи, будто главный мировой судья, ложась спать, вешает свою цепь — символ должности — на кроватный столбик; это единственное время, когда он ее снимает. Достойная кража, ничего не скажешь!