— А почему пора-то? — спросил Дьюранд.
— Заметил, как чешуя поблескивает. Я, знаешь, не дурак. Выжил там, где столько народу погибло. На Сером тракте я наслушался россказней о здоровенных змеях, что зарождаются в навозных кучах. Из петушиных яиц, задохшихся от яда. Один взгляд на эту тварь убивает — если успеешь ее разглядеть. А называют ее василиском.
Наверняка сперва-то ее кто-нибудь из малышей нашел, а остальные пошли посмотреть, что это с их дружком — или он сам их позвать успел. Ну а за ними матери, а там и отцы, вооружившись тем, что под руку попало… А ведь все было бы распрекрасно, если бы не будили лихо. Если бы сообразили: не надо им знать, что там такое произошло. Повернулись бы спиной, да и все. Но так оно никогда не бывает.
— С того дня, как Кон ударил меня… Ты все знал с того самого дня!
Берхард покачал головой.
— Ты был там, в Расписном Чертоге… — Не успел Дьюранд толком подумать, остановиться, как одним ударом сшиб старого рыцаря на землю и встал над ним. — Кто еще? Кто еще знал?
Жилы на шее у Берхарда так напряглись, что и под бородой было видно. Если бароны знали, они вполне могли что-то затевать. Даже сейчас…
— Да все, — отозвался Берхард. — Ламорик. Твой брат из меня правду вытянул. Гермунд… Наш Бейден, верно, единственный, кто…
— Я поговорю с баронами, — прорычал Дьюранд. Он не станет никуда убегать.
Сорок лиц повернулись в его сторону, когда он оставил друга лежать на земле, асам решительно затесался в толпу. Все эти мучительные часы на полу в Расписном Чертоге, все дни в Ирлаке — а все кругом все знали…
Он пробрался через толпу и двинулся к группке баронов, стоящих возле эшафота. Будь только у него меч — одному Небу известно, что он мог бы натворить. Но меча у Дьюранда не было, так что он всего лишь положил руку на плечо Саллоухита и резко повернул его к себе.
— Нам надо поговорить.
Саллоухит слегка повернулся — так, чтобы лицо Дьюранда оказалось на свету. Его брови на мгновение нахмурились.
— Вы, верно, не кто иной, как Дьюранд Коль, — произнес он, и Дьюранд вспомнил, что лицо у него до сих пор все в шрамах, а голова почти лысая от бритвы хирургов.
— Сюда, — предложил изящный барон. — Полагаю, мы должны решать все вопросы, как только до них доходит дело.
В этой старой развалюхе еще осталась пара-другая каморок. У подножия башни.
Бароны провели Дьюранда в низкую дверь, на которой чудом сохранилась лепнина. Как только молодой рыцарь переступил порог, дверь со скрежетом закрылась.
Отец Дьюранда поднял факел. Дьюранд стоял один напротив гиретских баронов и своего отца — совсем как на дальних берегах озера… сто лет назад. Даже Кирен, и тот был здесь.
— У него нет никакого права нас тащить против нашей воли, — проворчал Сванскин. Брюзгливый старый рыцарь расхаживал по комнате, оглядываясь с таким видом, будто боялся, что потолок вот-вот рухнет прямо ему на голову.
Саллоухит лишь устало прикрыл глаза.
— Думаю, мы простим это нарушение этикета. Ибо без разговора нам не обойтись.
У всех был вид людей, пришедших к неприятным выводам и теперь бодрящихся, чтобы принять надлежащие меры.
— Мы слышали эту историю, — начал Саллоухит, потирая виски. — Похоже, наш Паладин пошел на поводу у амбиций. Похоже также, что именно вы стали главной жертвой его… необдуманного решения.
Отец Дьюранда молча стоял на другой стороне комнаты.
— Нам дано понять, — продолжал Саллоухит, — что Конзар предоставляет вам определить, как с ним поступить. Я лично считаю, что Конзар не в состоянии примирить свой недавний поступок с привычным ему представлением о собственном характере.
— Так вот что его огорчает?
— Нужны ли нам сейчас дополнительные проблемы? Вы спросили. Вам был дан самый прозрачный и ясный ответ. Ламорик погиб, а с ним — добрая половина пэров Гирета. Город опустошен и разграблен, маноры на много лиг вокруг — тоже. Но видите ли вы, в каком душевном подъеме находятся люди? Как они собрались здесь? Они начали отстраивать город еще до нашего возвращения.
— Я догадываюсь, что от человека в вашем положении резонно ждать некоторой склонности думать лишь о своих проблемах, однако вы, должно быть, заметили отряды рабочих. Это не наемные команды. — Он повел рукой, обводя город за сводами комнаты. — Это добровольцы. Добрая воля. Несгибаемый дух земли, разбуженный безразличием далекого короля и жестокостью врагов. Когда вы видите, как народ несет бдение, когда вы слышите на улицах стук топоров и молотков — это вы слышите их сопротивление.
Читать дальше