Дэвид Кек - Пора предательства

Дьюранд потер не до конца зажившую щеку — и, подняв голову, поймал на себе взгляд барона Сванскиндауна. Тот с сумрачным любопытством всматривался в лицо молодого рыцаря. Дьюранд прошел мимо Сванскина и остальных; его старательно не замечали, хотя в глазах каждого вспыхивала какая-то непонятная искорка.

Дьюранд в недоумении покачал головой. Неужели Кон все им рассказал? Поляна вокруг святилища так и кишела тайными соглядатаями. А на фоне тьмы снова вырисовывалась гигантская фигура, опирающаяся на посох. Зачем Паладину Гирета пятнать свои цвета? Но всем этим людям вовсе не с чего было так коситься на Дьюранда — разве что иные из них поддерживали Кона и гадали теперь, как быть с тем, кто знает его неприглядную тайну.

В голове Дьюранда царило такое смятение, что он старался держаться подальше от Берхарда. Не пора ли теперь задать ему пару вопросов?

Найти его оказалось делом нескольких секунд. Вскоре Дьюранд уже оттащил широкоплечего рыцаря в сторону.

— Берхард, — спросил он начистоту, — когда ты узнал?

Тот так изумился, что аж забулькал.

— Прах побери, парень. Я думал, один из чужаков…

— Когда ты узнал, что сделал наш капитан?

Глаз старого рыцаря закатился.

— Ты их видишь? Да тут все так и кишит духами! — У самой его лодыжки протянулась когтистая лапа. — Ага. Должно быть, ты видишь бесов. Лекари и воины часто их видят — смерть глаза открывает.

— Я в здравом рассудке, Берхард. — Если бароны все знали, пред ними теперь стоял нелегкий выбор: как поступить с героями минувших сражений. Стали бы они доверять тайну такому человеку, как Дьюранд? — И думаю, что я прав, верно?

Берхард, хмыкнув, пристально посмотрел ему в лицо.

— Однажды я наткнулся на одну пустую деревню — на реке Тресс, близ Блэкрутских гор. Всего лишь несколько жалких лачуг на берегу да садики среди леса. А я шел несколько дней — как сейчас помню, от самого Саллоухита, а уже близилась ночь. И меньше всего на свете мне хотелось ночевать под кустом терновника. Я уже сказал, что лил дождь?

Дьюранд схватил его за руку. Во мраке рыскали твари, подбирались ближе — медленно, украдкой, по-кошачьи.

— Клянусь Небом, Берхард! Ответь на прямой и простой вопрос.

Берхард замер. На лице его больше не было и тени веселья. Он продолжил так торжественно, будто читал из «Книги Лун»:

— Лило как из ведра. Я обошел всю деревню, стучал в двери и наконец оказался в маленьком деревянном святилище. Но и там не было ни души.

И тут до меня вдруг дошло, что трава-то на улице довольно высокая. Я подумал: на лугах овцы, в лесах свиньи, а в самой деревне почитай что совсем и не ходят последнее время. Так что я выломал дверь первой же хижины — и какая же вонища меня там встретила!

Порой доводится слышать, как целые деревни вымирали из-за какого-нибудь поветрия и некому даже мертвых похоронить. Но это оказался всего лишь бык. Мертвый, привязанный, гнилой и воняющий — за запертой дверью. Пролежал там луну, а может, и две. Та же картина ждала меня в каждой хижине. Я нашел пса, который задушился собственным поводком. И мертвый скот в загонах и амбарах. Но ни единого человека.

Я не знал, что случилось с жившими там бедолагами, однако решил, что мне, пожалуй, пора. Вот и двинул к колодцу, где привязал коня — как вдруг увидел…

Сначала мне почудилось, что это просто оставлено для стирки: груботканный красный коврик среди травы. Но это было тело. Женщина. От нее уже почти ничего и не осталось. Вся коричневая, как корни, да желтая, как старая посуда. И никаких следов — что это с ней такое приключилось. Тут я заметил еще клочок ткани, и еще, и еще — как дорожка. А вела эта дорожка куда-то за хижины. Там, в сорняках, чертополохе и капусте, они и лежали, тело за телом. И у всех — ни царапины, ни раны.

За домом посреди двора была навалена здоровенная куча навоза. Тела прямо вот к ней и вели. Сперва женщины, потом ребятишки маленькие — растопыренные все, жуткие. Юбочки такие крошечные. Шапочки. Ну и наконец, уже у самой кучи — человек пять-шесть мужчин, с мотыгами да вилами.

И вот стою это я себе за одной из хижин, на траве вокруг веером — тела. Ни дать ни взять открытая могила, а я в самом центре. Ну и куча еще эта. И тут слышу вдруг — ш-ш-ш! Как яйца на раскаленной сковородке. Я подпрыгиваю, а куча начинает шевелиться, куски навоза из нее так и выкатываются. Что-то живое, значит, там свернулось. Тут-то я точно понял: пора. Зажмурил здоровый глаз покрепче, да припустил оттуда, как дитя малое. Под ноги не смотрел. Кости так и трещали.