Дэвид Кек - Пора предательства

— Я вновь думаю о том корабле — затерянном на широкой глади океана, — промолвил он. — Пустые трюмы. Сухие бочки. Кровоточащие десны, больные подошвы. И тайные сомнения, терзающие каждого моряка, сознающего, что он завез свою семью в пустые глубины, без надежды на возвращение. Ибо вот что означала история Сердана: не обманывайтесь!

Оредгар снова обвел чертог взглядом, словно призывая какого-нибудь глупца оспорить его слова.

— Но потом! Настал день, когда Сердан вышел делать замеры бездонного моря — уже не надеясь доплыть до земли — и трясущимися руками опустил в воду лот — и на самом последнем фатоме, на последнем дюйме каната у него в руках — ощутил, как грузило ударилось о далекое дно. Он едва ощутил, едва почувствовал это прикосновение. Горизонт был далек и пуст, как стальной обруч. Но море оказалось не бездонным. И он вытащил лот, точно удил на том далеком берегу, и старый кусок свинца вернулся к нему в грязи — в сладком речном иле. В самый темный час. На самом последнем броске.

Патриарх повернулся к Абраваналю, к Северину, к собравшимся пэрам, и высоко задрал встрепанную бороду.

— Вот я стою тут пред вами, и города ваши лежат в развалинах. Король затеял войну. Святилища рушатся. И я думаю о том, как Сердан последний раз бросал лот — кидал его в непроглядную тьму, тянулся к самому дну моря, когда уже казалось, что все потеряно.

Теперь, когда вы свершили это, начнутся величественные похороны. Процессию, я думаю, мы проведем ночью. В старом святилище еще хватит святой земли.

С этим словами Оредгар оставил чертог. В наступившей яростной, пристыженной тишине собравшиеся глядели ему вслед.

Дьюранд не мог бы сказать, сколько они сидели в темном зале. Когда целая вечность прошла в угрюмом следовании церемониалу, сквозь толпу к Кирену проскользнул скороход — так птичка влетает в окно комнаты больного. Через несколько секунд Абраваналь встал и вышел из зала. Полы мантии развевались у него за спиной.

Дьюранд поднялся, чтобы отправиться следом, и обнаружил, что он не один. Бароны, лорды и воины присоединились к нему. Толпа превратилась в довольно неловкую процессию, выливаясь через узкие коридоры замка на тонущую в сумерках рыночную площадь, где замер в нерешительности герцог. Старик в одиночестве взирал на странное зрелище, что открылось его взору: тысячи мужчин и женщин, поднявшихся на развалины цитадели. Безмолвная толпа собралась вокруг руин верховного святилища, чьи разбитые стены теперь высились островом света — люди принесли с собой факелы и тростниковые лучины.

Дьюранд и все остальные двинулись за Абраваналем, как идет нянька за человеком, который ходит во сне. Пошатываясь, старый герцог брел по сожженному городу, пока впереди не замаячили высокие стены святилища. Так их импровизированная процессия подошла к безмолвной толпе. Горожане отводили глаза и расступались, пропуская процессию к зловещей площадке в самом центре святилища. Дьюранду показалось, будто Орадгар отстроил разрушенный храм, сложил его заново, заменив мертвый камень живыми людьми. Над головой сияли пурпуром закатные небеса. Но на плитах у ног процессии лежали все, до единого, кто был привезен из Ферангора, иссиня-белые, недвижные, точно вечность. Обвисшая кожа сияла от масла, воздух благоухал бальзамом и имбирем.

Во главе собравшегося множества патриарх Акконеля воздел руки к небу.

— Присоединитесь же к нам, когда мы поем молитву Вечерних Сумерек и идем в часы ночной тьмы, как то делали в дни Высокого королевства. Ибо сейчас руки наши безоружны перед Иномирьем, Изгнанные стонут в древних путах, а Утраченные вьются у нас над головами. Но не будем отчаиваться! Как не будем и безмятежно спать, ибо молитв священников и Рыцарей Пепла более недостаточно, так что и мы должны взять эту ношу в собственные руки. Те, кто лежат сейчас здесь, ради нас взглянули в лицо смерти и отчаянию, и мы должны поступить так же. Мудрые женщины приготовили их, а нам теперь должно дождаться рассвета, чтобы отправить их в путь к Небесам. И последнюю эту ночь мы должны бодрствовать. Должны не спать, дабы наши братья могли спокойно отдохнуть перед походом к Ярким Вратам далеких Небес.

— До рассвета, — проговорил Абраваналь. — Одной ночи не хватит, чтобы проститься с ним. Сын мой!

Дьюранд задумался, знает ли старик, как упорно Ламорик сражался именно для этого — чтобы кто-то заплакал по нему, счел его достойным такого горя.