Виктор Карасев - Трактирщица

Оскорбили не только его лично, но весь его цех! Такое нельзя

прощать, и черт с ним, с ночлегом…

— Ты, видно, сам из разбойников, хозяин! Почтенным тебя не

назвать, сколько бы ты монет ни награбил. А вот чего тебе не

хватает точно, так это хорошего урока учтивости!

Зрители (которых явно прибавлялось) обрадованно зашумели.

Видно, нечасто местную скуку разгоняли подобные проишествия, и

теперь толпа принялась стравливать гостя и хозяина, словно

бойцовых петухов:

— Певец, певец, покажи-ка, что не только глоткой силен! -

Ставлю три против одного, Гримзи победит! Он за пол-гроша хоть

на медведя выйдет! — А я три монеты на чужака ставлю! Он вроде

ничего! — Да уж получше, чем Гримзи-то!

Дик старался примечать, кто сколько ставит на него, кто

против. В случае победы, пожалуй, выигравшие в приюте ему не

откажут.

Гримзи — как называли субъекта за стойкой, имя ли то было

или прозвище, — тоже преисполнился боевого пыла:

— Еще посмотрим, кто кого поучит! Тут многие учтивее стали,

стоило отведать моих колотушек! Зато уж этого я не пожалею до

отвала и за бесплатно, ах ты любитель дармовщинки!

Дик скинул плащ, бережно отставил лютню в сторону. Толпа

освободила круг для потасовки, и Гримзи, скинувший свою

куртку, уже полез через стойку, как вдруг прозвучал звонкий

властный голос:

— Эй, что тут происходит?

Все замерли и затихли. Покрасневшая физиономия Гримзи

изобразила совершеннейшее почтение. По лестнице сверху

спускалась молодая красивая женщина, и Дику вдруг стало не все

равно, кто она и что здесь делает…

Гордая осанка, изящная походка, стройная фигура. Лицо

тонкое, с благородными чертами. Слегка курносое, но это не

делало его вульгарным, — только еще обаятельнее. Рыжеватые

волосы, зеленые глаза…

— Ну, Гримзи?

Тот угодливо залепетал:

— Да вот, хозяйка, какой-то бродяга нахальный не в меру.

Певец, говорит, и подавай ему все задаром…

Хозяйка, выходит? Не принцесса, не герцогиня, — а

трактирщица?

— За песни — не значит задаром, — громко произнес Дик,

вновь надевая лютню, и Хозяйка только теперь заметила его.

— А что за песни, и почему я их не слышала?

— Потому, что на мое предложение спеть этот невежа ответил

оскорблениями!

— Хозяйка, я только потребовал у него денег… -

запротестовал Гримзи.

— Учти, Гримзи: Певцы — народ особый, и не напрасно требуют

к себе уважения. Если, конечно, певцы настоящие… Ну, гость,

— покажешь себя?

— Охотно, хозяйка! Но, по обычаю, — сначала чарка, горло

промочить и голос подлечить…

— Вот видите, хозяйка? — возмутился Гримзи.

— Не мелочись! Обычаи надо соблюдать, — и хозяйка

собственноручно налила из маленького бочонка кружку, подала

Дику, взглянув испытующе. Движения ее были изящными и

уверенными, и Дик, — что нечасто с ним бывало, — вдруг

почувствовал неуверенность в совершенстве своих манер. Все же

он постарался ответить столь же изящным поклоном, затем принял

кружку, словно драгоценный кубок, приготовился выпить залпом,

— но после первого же глотка его брови поползли вверх, а

челюсть — вниз. Не ожидал он встретить в захолустном трактире

столь благородный напиток! Как, впрочем, и такую хозяйку…

Которая, кстати, с улыбкой следила за его реакцией.

— Право же, такое вино сделало бы честь многим славным

замкам! — произнес Дик с неподдельным восхищением, сделал еще

пару глоточков, затем отставил кружку и взялся за лютню,

проверяя строй.

— Я вспомнил одну не свою песню, — обратился он к

присутствующим, но прежде всего — к Хозяйке. — мне кажется,

сейчас это будет уместно… — и запел:

"Всю землю тьмой заволокло,

Но и без солнца нам светло, — Эгей! -

Нам кружка пива, как луна,

А солнце — чарочка вина!" *

Лютня была ключом к Дику, как и он — к ней. Порознь они

вряд ли могли привлечь внимание. Лютня выглядела изрядно

потертой от множества странствий, непогод, невзгод… Она

обрела собственный характер, включая склонность к своеобразным

капризам, и отнюдь не в любых руках соглашалась играть как

следует, — знал и чувствовал ее до тонкостей только Дик…

Он сам по себе тоже не привлекал взгляд, — неприметная

фигура, неброская одежда, негромкий голос… Без лютни в руках

Дик мог быть и нелюдимо-замкнутым, и мелочным, и

раздражительным… Но, прикоснувшись к струнам, начав песню,