Тиа Атрейдес - Дети Грозы

«Правильно, все беды от Темных, — вертелось в голове у Келма. — Пауки в банке… Мастер не говорил, кто заказал те беспорядки и поджог складов будущего наследникова тестя, но догадаться-то не сложно… А из приезда темной точно ничего кроме бед не выйдет. Вон, кривой чеканщик после тех кошмаров поседел весь и заикается. И не он один — кто, как не придворный маг, виноват? Нету в Суарде больше темных. И светлых нету, все сбежали…»

— …как есть темная! Вот попомните, снова неурожай будет! — переговаривались селяне за соседним столом.

По спине Келма вновь прошла дрожь: крестьяне припоминали слухи о младшей принцессе. Слухи те давно бродили по Валанте, еще с заварушки с орками на границе. А сейчас обрастали уж совсем сказочными подробностями.

«Слухи, слухи… негоже убийце верить слухам! — вспомнились слова Мастера. — Ваше дело самим пускать слухи и пользоваться их плодами, а не дрожать и перешептываться, как бабки на базаре».

Образ Мастера подействовал на Келма лучше всякого молока. В голове начало проясняться, а перед глазами перестало двоиться. Правда, головокружение и тошнота не проходили. Зато сейчас он как никогда ясно понимал: Лягушонок вовсе не досадная помеха, а серьезная опасность. Много серьезнее, чем далекие темные, которым и дела нет до учеников Мастера.

Отгоняя слабость и желание снова прикрыть глаза, Келм вглядывался в Лягушонка: что-то с ним было не так. Но что? С виду ничего подозрительного. Бледный, встрепанный, мелкий, с широким ртом и синими глазами. Наглый и спокойный. Урод. Хотя некоторым нравится — с год тому назад торговец с юга предлагал наставнику за белобрысого мальчишку три золотых: вроде как хотел расторопного мальца в помощники. Ага, видали мы таких помощничков в заведении у Лотти! Будь Мастер взаправду мелким купцом, из доброты душевной приютившим полдюжины сирот, не устоял бы против такого богатства. Но, увы, в бордель Свистковый прихвостень не попал. Зато остальные пятеро учеников, все, кроме Свистка, с тех пор дразнили его шлюшкой. А Лягушонку все равно — взглянет равнодушно, и отвернется. Вот ведь… Монахиня Светлой, а не убийца!

Келм поморщился. Мысли снова не связывались. Сотни жал по всему телу настойчиво твердили: опасность! Убей!

«Надо же было упустить такой случай! Ни Свисток, ни Угорь бы не сумели помешать — а Угорь бы наверняка и не стал. Да и не увидели бы ничего…»

От размышлений его отвлек Угорь.

— Пора. — Старший ученик дотронулся до его руки и кивнул в сторону стражников. — Давай, поднимайся.

Свисток с Лягушонком тоже смотрели на него выжидательно, готовые, если надо, снова подхватить и нести хоть до самой улицы Ткачей. От холодно-деловитого взгляда белобрысого Келму было мерзко. Неуютно. Оказаться бы подальше отсюда… А еще лучше — свернуть ему шею. Сию секунду.

На всякий случай Келм отвел глаза. Хоть Мастер и учил скрывать настоящие чувства, рисковать не хотелось. Путь через кухню и черный ход дался тяжело. Ноги не слушались, каждый шаг отдавался горячим, чавкающим ударом в висках. На свежем воздухе Келму полегчало. Но стоило представить, что придется идти через весь Старый Город и делать вид, что яд цхека ему нипочем, накатила тошнота, а булькающие внутренности попытались выплеснуться наружу.

— Мы, пожалуй, не будем торопиться, — неожиданно пришел на выручку Угорь. — У нас дело поблизости.

Рука старшего ученика на плече держала жестко, не позволяя возразить. Возражать и не хотелось. Келм бы с удовольствием остался в переулке позади таверны до вечера, благо дождь кончился, а жара еще не вернулась.

Свисток с дружком без единого слова развернулись и пошли прочь. Белобрысый по обыкновению дурачился, шлепая по лужам. И, отойдя всего на дюжину шагов, принялся напевать что-то веселое.

Столица Валанты после дождя сияла и благоухала. Ворковали голуби на карнизах, кусты и деревья подставляли солнцу отмытые до блеска листья. Двое мальчишек неспешно шагали к южной окраине Старого города, перебрасываясь пустяковыми фразами.

Хилл по прозванию Лягушонок с интересом разглядывал цветные орнаменты на стенах домов, фигурно подстриженные кусты и кованые решетки заборов: ему казалось, что краски после дождя удивительно ярки, а воздух невероятно свеж и вкусен. Даже знакомый оборванец у статуи Райны-Целительницы сегодня не был таким грязным и обиженным на весть мир, как обычно — а может, он просто был живым грязным оборванцем, а не порождением Ургаша.