Дэвид Геммел - Македонский Лев

Ночь была прохладна, ветки ближайших деревьев купались в серебристом свете. На поляну вышла лиса, привлеченная трупом Пожирателя. Она осторожно покрутилась возле останков, затем, уловив гнилостное зловоние от мертвого чудовища, убежала в обратно заросли.

Дерая глубоко вздохнула. Золотистый камень источал тепло в ее руке, и она посмотрела на него, дивясь его красоте и силе. Аристотель вручил его ей, когда они стояли в Кругу Камней.

— Что бы ты ни пожелала — в пределах разумного — обеспечит этот камень, — сказал он ей. — Он может обратить камни в хлеба, или хлеба в камни. Используй его бережно. — Камень был золотым лишь отчасти, его покрывали янтарные прожилки. Но, пока она держала заклинание, черные линии утолщались, и сила в этом куске ослабевала.

— Где ты его нашел? — спросила она у мага.

— В другой эпохе, — ответил он, — до того, как океаны поглотили Атлантиду и мир переменился.

Сжав камень в кулаке, она обвела взглядом поляну, остановившись на изображении спящего Пармениона. Ее удивила мысль, что эти пять дней, проведенных в Ахайе, удвоили их совместно проведенное время.

Ее сознание обратилось в прошлое на годы назад, оживляя в памяти сады в Ксенофонтовом доме под Олимпией, где она и Парменион, без всякой осторожности, целовались, соприкасались и любили друг друга. Пять дней: самые длинные и самые короткие пять дней в ее жизни. Самые длинные потому, что ее воспоминания постоянно витали в них, цепляясь за каждое мгновение страсти, а самые короткие из-за груза многих бесплодных лет, которые последовали затем.

Жрица Тамис стала источником боли, которую испытывала Дерая, но, сказать по правде, невозможно было ненавидеть ее за это. Старая женщина была одержима мечтой, ее сознание занимала одна амбиция — предотвратить рождение Темного Бога. Пройдя пути многих будущих, Тамис узнала личности всех мужчин, которые могли быть использованы Хаосом для зачатия демона. И ей был нужен человек, который стал бы орудием против них — Меч Истока.

Ради достижения своей цели она сделала так, что Дераю выслали из Спарты и бросили в море у берегов Трои со связанными за спиной руками. Когда Парменион узнал, какая участь ее постигла, в нем поселилась страшная ненависть, которая изменила всю его судьбу и отправила его по пути мести. Все это спланировала Тамис, дабы Парменион стал человеком той судьбы, которую уготовила она для него.

Было бы только лучше, подумала Дерая, если бы я умерла в том море. Однако Тамис спасла ее и стала содержать в Храме как пленницу, наполняя ее голову ложью и полуправдой.

И для чего?

Парменион убил всех предполагаемых отцов, кроме одного. Самого себя.

— Я не буду тосковать об этой жизни, — сказала она вслух.

Она вздрогнула, ибо страх тронул ее душу. Подняв взор своего духа, она увидела образ Филиппоса, витающий в воздухе над лагерем, его золотой глаз взирал на нее и проникал в ее мысли. Наполнив сознание воспоминаниями о прошлом, она отрезала все свои страхи в настоящем, но сила Глаза нашептывала в ее сознании, словно холодный, холодный ветер.

Она услышала отдаленные шаги крадущихся по зарослям мужчин, и страх ее возрос. Она облизнула губы, но на языке пересохло. Ее сердце забилось как кузнечный молот.

И тут она почувствовала ликование Филиппоса, когда он перевел взор на спящего ребенка. Дераю обуял гнев, едва она позволила заклятию пасть, наслаждаясь шоком и разочарованием Царя, когда тела исчезли.

Поднявшись над собственным телом, она взглянула Филиппосу в лицо. — Они от тебя ускользнули, — сказала она.

Мгновение он молчал, затем улыбка тронула его привлекательное, бородатое лицо. — Ты была умна, ведьма. Но никто не ускользает от меня надолго. Кто ты такая?

— Твой враг, — ответила она.

— О человеке судят по силе его врагов, Дерая. Где мальчишка?

Золотой глаз засиял, но Дерая поспешила укрыться в своем теле, схватила рукой золотой камень и закрыла свои мысли щитом.

— Надеюсь, ты получишь хоть какое-то наслаждение от последних часов своей жизни, — раздался голос Царя. — Мои люди уж точно получат, это я знаю.

Солдаты вышли из зарослей и окружили поляну. Дерая встала — и стала ждать смерти, с поразительно спокойным разумом.

Двое мужчин подбежали, чтобы схватить ее за руки, а третий встал перед ней. — Где они? — спросил он, сжав ей горло своей правой рукой, впиваясь пальцами в щеки.

— Там, где ты не найдешь, — ответила она с ледяным холодом. Отпустив ее подбородок, он со всей силы ударил ее открытой ладонью, разбив губу.