Вольфганг Хольбайн: Над бездной

Барак ждал его или какого-то другого жителя деревни. И он узнал Андрея, надеясь, что тот и будет смертью, которая освободит его от мучений. Был ли он тем, кого старик звал? Был ли он смертью?

— Избавь меня, — шептал Барак.

Андрей заставил себя внимательнее присмотреться к нему и понял, что надежды на спасение нет. Он не в силах спасти его. Гвозди толщиной с палец, которыми Барака прибили к кровати, были по шляпку вогнаны в его руки. Убийца действовал грубо. Фаланги были раздроблены. Если бы Андрей попытался вытащить гвозди, это только добавило бы несчастному мучений.

Еще страшнее была рана на боку. Острие копья проникло глубоко в плоть. От Михаила Андрей узнал многое о человеческом теле, и теперь ему было страшно представить, какие разрушения произвела в теле Барака отточенная сталь.

Он все меньше понимал, почему Барак до сих пор жив. Против него был не только возраст — ему было чуть ли не сто лет! — но и еще кое-что: нападение на Бауэрнбург произошло не несколько часов назад. Деляну понял это по трупному запаху в зале. Вероятно, все случилось вчера или позавчера.

— О господи, Барак, как долго?

— Слишком долго, — простонал Барак. — Избавь меня, Андрей, умоляю!

Деляну посмотрел на меч. Он о многом хотел расспросить Барака, что тот должен был знать. И в первую очередь о судьбе сына. И еще о том, кто в этом виноват и почему именно Барак, единственный, остался в живых.

Он не задал ни одного вопроса. Каждая минута, которую Андрей заставлял Барака жить, была для того вечностью в аду. Он закрыл глаза и прислушался к себе, чтобы убедиться, что поступает правильно. Это не будет убийством, говорил он себе, это освобождение — его давний долг своему старому покровителю.

Судьба наконец отомстила Бараку. Он обладал невероятной выдержкой, и она не давала старику расстаться с жизнью. В нем была удивительная жизненная сила, позволявшая ему жить на свете дольше, чем его ровесникам-односельчанам, и вот теперь заставлявшая терпеть адские мучения.

Андрей поднял сарацинский меч и пронзил им Барака, так что лезвие вошло в грудь по самую рукоять.

Жизнь задержалась лишь на одну бесконечную секунду в глазах старика и потом покинула его. Голова Барака упала на грудь, и последний вздох с облегчением сорвался с губ.

Андрей опустил меч и услышал за спиной голос:

— Это было очень смело с вашей стороны, господин.

Перепугавшись, он обернулся и увидел мальчика лет двенадцати-тринадцати с бледным лицом и длинными, до плеч, рыжими курчавыми волосами.

— Он умолял и меня помочь ему, и я… уже хотел сделать это. Но мне не хватило храбрости. Я струсил, — признался мальчик.

— Трусость тут ни при чем, если не можешь убить друга, — возразил Андрей. — А кто ты?

— Фредерик, господин, — ответил мальчик. Его взгляд встретился со взглядом Андрея открыто и без всякой робости. — Фредерик Деляну из долины Борсы. А вы?

Поскольку Барак признал в нем Андрея, не имело смысла называть себя чужим именем. Это вызвало бы у мальчика недоверие.

— Меня зовут Андрей Деляну.

— Деляну? — Глаза мальчика вспыхнули на какой-то момент, но радость моментально уступила место недоверию и осторожности. — Теперь я припоминаю. Несколько лет назад я видел вас: рано утром вы покидали деревню. Вы привезли Мариуса, и женщины рассказывали, что вы его дальний родственник, тоже Деляну.

Мариус! У Андрея были причины скрывать свое отцовство. Для него было очень важно, чтобы никто, за исключением нескольких посвященных, не знал, что он оставил здесь сына. Он полагал, что в деревне Мариус будет в большей безопасности, чем в горах, где то и дело случались загадочные и опасные вещи вроде убийства его матери и Михаила. Не говоря уже о том, что никто здесь не должен был знать, что сам он — Андрей Деляну, обвиненный в ограблении церкви в Роттурне.

— Я принадлежу к одной очень далекой семейной ветви. И совсем маленькой. — Указав на тело своего деда, он прибавил: — Барак меня узнал.

Фредерик в задумчивости кивнул.

— Барак вас узнал, — подтвердил он. — И он назвал вас по имени, когда вы вошли… Но это ничего не значит.

— Мне не важно, кем ты меня считаешь, — сказал Деляну резко, обуреваемый тревогой. — Скажи, где Мариус? Я хочу немедленно пойти к нему.

— Мариус? — эхом отозвался Фредерик. — Я… я… не знаю.

Когда же мальчик увидел выражение лица Андрея, грозное и в то же время почти безумное от волнения, он вздрогнул, как будто его ударили.

— Я… я… — запинался он.