Игорь Мерцалов - Три дня без чародея

Звонка, немногим более отца склонная к обходным путям, выразилась прямо:

— И думать забудь! Пока не поведаешь, где бывала и что делала, мы тебя не отпустим. Уж как знаешь.

— Да что же я, волчица лютая? — улыбнулась Василиса. — Вас в неведении держать? Жестоко, да и себе дороже. Конечно, расскажу. Только, чур, уговор: слушать внимательно, вопросов не задавать. Боюсь я, времени у нас немного…

Совсем уж коротко не вышло и без ахов не обошлось.

Милочка с чего-то стала подробно расспрашивать про Упряма — хорош ли да пригож? — и княжна даже испытала что-то вроде ревности. Но, с другой стороны, она умолчала и про откровения упыря Маруха (обещано!), и про свое превращение в «настоящего» Невдогада (слишком уж невероятно), и о небольшом приключении с котлом (не к месту). Что осталось от двух дней, казавшихся теперь двумя неделями? Почти ничего: нави, орки, оборотни, разбойники и куча подозрений.

В международной обстановке подружки разбирались прилично — еще бы, с такими-то родителями! — так что лишние объяснения здесь не требовались.

— Как пить дать венды воду мутят! — убежденно заявила Звонка. — Притащили из Готии орков, а с ними шамана. Или прячут мага у себя на подворье.

— Зачем же прятать, Звонушка? — разумно усомнилась Милочка. — Ярмарка Дивнинская в разгаре, магов полон город, не надо прятать никого. И на подворье своем держать совсем не нужно. Его, Звонушка, лиходея этого, даже в гости принимать не стоит — и никто ничего не заподозрит.

— Заговор против Наума давно уже составлен. Если бы постоянно иноземный колдун в Дивном находился, заметили бы его…

— А зачем ему постоянно быть, Василисушка? Хватит и набегами появляться, только на время ярмарки.

— Предлагаешь всех приезжих чародеев пытать — который тут ворог?

— Ну что ты. Звонушка, где мне предлагать? Голова-то наша вот она — Василисушка Премудрая, она нам солнышко ясное…

— Милочка! Сколько раз тебе говорить, не прибедняйся. Рассержусь.

— Не сердись, звездочка, я больше не буду.

— Ну что ж, вот что мы сделаем, девоньки…

Девоньки приготовились слушать, но княжна пока призадумалась. Окинула взором свою горницу… и, будто впервые в жизни увидела ее — какая она уютная, да как в ней тихо и спокойно. И вдруг накатило прежнее: а чего ради все? Так или иначе, вольной девичьей жизни придет конец, и в невозвратном прошлом останутся все волнения, тревоги, радости, печали. Новые на их место придут, совсем другие. И как супружеская жизнь покатится — наперед не скажешь, тут зачастую все гадалки бессильны. От себя же все зависит. Ну вот подумать: может, и не урод вовсе тот Лоух? Что послы о нем говорили, как расписывали — ясное дело, брехня. Но, скорее всего обычный парень. Весен-то ему сколько — двадцать? Ну вот, не старик — уже хорошо. Не так уж и много на свете женихов для княжон.

Стерпится-слюбится. Ради чего же тогда? Ради Словени? Смешно. Словень велика, ладилась на века. Как поверить, что кто-то может пошатнуть ее? И чем — покушением на одного чародея единственным наветом! Да вон их в Ладоге, чародеев, целый Совет — одних только Старцев Разумных, а которые помоложе, так вообще никем не считаны. Подумаешь, ромеи: пошумят и успокоятся. Всегда шумели, всегда успокаивались. Война… война — это страшно, но теперь уж судьба ее на ратном поле решится. Да и мыслимо ли — целую Словень воевать? Никаких ромеев на нее не хватит.

Что еще?.. Ради Наума? Добро бы, но что простому человеку в чародейских делах совершить можно? Отец говорил, прибудут завтра Старцы, как один — знатные. С ними Светорад, а Упрям его другом Наума называл. Вот кому порядок наводить, истину устанавливать. И правильно, каждому свое…

— Так что мы сделаем? — не утерпела Звонка

— А ничего мы не станем делать, Звонушка, — невинно прощебетала внучка одесника. — Пяльцы возьмем, повышиваем, поговорим задушевно… и все.

— Это с чего ты так подумала? — насторожилась княжна.

— А посмотрела я, ласточка, на личико твое несчастное, на печаль-кручинушку в очах ясных, и вот подумала: пяльцы, пяльцы, пяльцы… и разговоры задушевные.

— И все? Больше на личике моем ничего не написано?

— Написано, — согласилась Милочка, не меняя тона. — Записано, горлица. Просто как пером начертано: либо прибьешь ты меня сейчас, дуру неразумную, либо тихо так головушкой кивнешь да согласишься. А уж коли кивнешь, так и будут пяльцы — всю жизнь оставшуюся, сколько боги судили.

— Ну а коли прибью? — полюбопытствовала княжна.