Алексей Рубан: Три дня и три ночи

Повесть

От автора Только что я, наконец-то, поставил последнюю точку в повести, которая достаточно длительное время не давала мне покоя. Не могу сказать, что на все сто процентов доволен полученным результатом, и скорее всего мне предстоит еще очень долгий процесс правки, но так или иначе, основная часть работы завершена. Я хочу поблагодарить всех тех, кто был со мною, пока я болел этой вещью, кто терпеливо выслушивал мои разглагольствования, давал советы, а самое главное – верил в меня. Без вашей поддержки мне было бы во много раз сложнее, и поэтому будет вполне справедливым, если “Три дня и три ночи” я посвящу вам, своим любимым друзьям.

Меня зовут Шмерц, мне двадцать с гаком лет, за спиной моей диплом о высшем образовании, тысячи несыгранных нот и сотни литров выпитого алкоголя, впереди же расстилается сплошная неизвестность. Это напоминает книжки-раскраски с героями комиксов и мультфильмов, которые я очень любил, когда был еще ребенком (при полном отсутствии способностей, подобным образом я, видимо, пытался реализовать свою тягу к изобразительному искусству). Так вот, несмотря на тот восторженный энтузиазм, с каковым я, как правило, начинал размалевывать различных Микки-Маусов и ниндзя-черепашек, мне редко удавалось довести дело до конца. Где-то картинке к десятой первоначальный запал обычно пропадал, и очередная книжка перекочевывала в стопку аналогичных произведений масс-культуры, где благополучно забывалась. Намедни, зачем-то роясь в тумбочке, доверху набитой всяческим пыльным хламом, я неожиданно наткнулся на эти свои детские художества и некоторое время перелистывал аккуратно раскрашенные цветными фломастерами листы. Ближе к середине они внезапно обрывались, и следом шли сплошные белые страницы, с намеченными на них контурами персонажей. Контраст этот был настолько силен, что мне сразу же пришло в голову парадоксальное сравнение моей жизни с такой вот книжкой: до определенного момента мир для меня был полон острых эмоциональных ощущений, ярких красок и новизны, а затем совершенно неожиданно все это куда-то исчезло.

Остались только странные и насквозь фальшивые оболочки предметов, людей и чувств. Еще я подумал тогда, что пресловутая пропажа энтузиазма в процессе работы, ставшая на сегодняшний день одной из главных моих проблем, была знакома мне уже в детстве. Что ж, возможно, что и в эту пору я не чувствовал себя столь уж счастливым, хотя зачастую склонен утверждать обратное.

Всему тому, что я имею на данный момент, я обязан только себе, и именно поэтому рука моя еще крепче впивается во влажное стекло пивной бутылки, а желваки еще сильнее, чем обычно, ходят под кожей.

Бесцельный скиталец в повитых алкогольным туманом пространствах, раскинувшихся где-то между днем и ночью, я вдруг слышу под своей ногой хруст чего-то маленького и, по видимости, очень хрупкого.

Взгляд почти автоматически скользит вниз и натыкается на полураздавленный пластмассовый глазик, скорее всего оторвавшийся от какой-нибудь игрушки. Пытаясь понять, откуда столь нехарактерный предмет мог появиться на полу моей квартиры, я напрягаю память и даже морщу от усердия лоб, являя собой препотешнейшую картину для стороннего наблюдателя: пожалуй, это сойдет за нечто вроде роденовского мыслителя начала двадцать первого века. Наконец, до меня доходит, что после пятой бутылки пива КПД моего мозга явно находится не на уровне, необходимом для осуществления столь сложного мыслительного процесса, и я уже заношу ногу для следующего шага. В этот самый момент я вспоминаю о том, что какое-то время назад у нас гостили друзья моей матери вместе со своими маленькими детьми.

Пресловутый же кусок пластмассы на полу – белый овал с нарисованным внутри синим зрачком в обрамлении черных ресниц (и где это они, интересно, видели такие глаза?) – несомненное следствие импровизированного футбола, который двое симпатичных близняшек (как бишь их там звали?) устроили в коридоре. Роль мяча в их игре, помнится, выполняла небольшая плюшевая собачка. В обычное время это четвероногое служило яблоком раздора между братом и сестрой: каждому хотелось обладать собакой единолично, однако такая монополия была невозможна как в силу приблизительно одинаковой расстановки сил с обеих сторон, так и по причине весьма скромного материального положения их родителей. Наблюдая такие сцены, на собственном опыте понимаешь, насколько парадоксальной является детская психика.