Айше Лилуай - Я наблюдаю за тобой

Ночной ветер принес прохладу со стороны фьорда. Он шелестел в кроне раскидистой старой сосны, что росла рядом с домом Сорбо, и тревожил убаюканных и приласканных темнотой птиц, которые, нахохлившись, прятались среди колючих ветвей. А когда вдруг налетал сильный порыв, ветви колыхались, словно волны, и птицы испуганно взлетали, одна за другой, кружили над зеленой шапкой хвои и вновь опускались, успокоившись…

Стеин, в задумчивости наблюдавший эту сцену, вздрогнул, когда почувствовал, что Томас сильнее стискивает его плечо.

- Как дела у малышки Кэйи?

«Малышкой» Сорбо называл свою приемную дочь с малых лет, еще тогда, когда только приходил в маленькую лачугу Норсенгов в качестве доктора (в былые годы девочка часто болела). В конце концов это милое прозвище настолько прилипло к Кэйе, что Томас решительно отказывался называть ее иначе, даже после того, как девушка вышла замуж и стала фру Халворсен.

- Она в порядке, - ответил Стеин. – Как всегда.

- Что ж, это хорошо, - вздохнул Томас, в который раз уловив в голосе своего воспитанника недовольство. – Ну а ты? Как ты?

Стеин развернулся к нему лицом. Глаза молодого человека горели.

- А что я? – громко и немного не своим голосом ответил он. – Я все еще жду… Я не верю в глупые сказки болтливых сплетниц, которые ходят по деревне… Мама никогда не оставляла после себя то, что когда-то принадлежало ей, что нужно было забрать… Значит, она еще вернется сюда. За всем, что связывает ее с прошлым. И тогда я буду ждать ее, и она обрадуется… «Какой у меня верный сын!» - скажет она. И я буду счастлив.

Была ночь…

Волны притихли. Даже там, за воротами…

Фьорд спал, и только ветер, будто часовой на посту, прохаживался по нему, охраняя этот сон. Фьорд спал… И деревня спала.

Звезды спали тоже.

Только с широко распахнутыми глазами…

А по каменистому берегу, трогая шершавые скалы, шла девушка. Босая. Вдоль кромки воды.

Шла девушка, совсем не похожая на здешних жителей, смуглая, чернокудрая, с ледяными глазами, дитя далеких, чужих земель… Девушка, которая называла себя Валькири.

В а л ь к и р и я… Может, и впрямь убитых ищет? [2] Валькирии – в германо-скандинавской мифологии девы-воительницы, которые подбирают убитых воинов и сопровождают их в небесный чертог Вальхаллу.

Вот разве что без коня, без меча и без сияющих доспехов…

Она шла, и не смотрела на воду, только вперед. И все бормотала себе под нос понятные только ей одной слова.

Она шла, и по ее щекам катились слезы.

Соленые.

Как морская вода.

Ты, наверное, пока не знаешь, что Я наблюдаю за тобой…

Но Я смотрю. Очень внимательно смотрю.

Думаешь, Я не вижу твою боль? Ошибаешься. Вижу. Бедная моя девочка, вижу.

Более того – слышу. Все, что слышишь ты…

- Приди, сестра, приди…

Ветер трепал старый парус из грубой мешковины. Фолки Халворсен намотал леску на катушку и вытер пот со лба. Глянул на дно лодки, где рядом с гарпуном и дубинкой, которой он глушил рыбу, на сети лежала сегодняшняя добыча. Да, не густо. Опять не густо. Бывало, наловишь столько трески или серебристой сайды, что и до рынка донести в тягость, и приходится бежать к Андору да звать сына на помощь. Да только в последнее время не везло «Ворчуну Фолки», как любили называть его другие рыбаки.

Иногда, лежа перед сном на скрипучей кровати, он думал: может, ну все это, вернусь в команду, буду выходить на совместную рыбалку, как все нормальные люди. Так ведь и улов больше, и продашь с большей вероятностью, да и вообще веселей… Но гордость проклятая никак не позволяла, и каждый раз рыбак сжимал зубы и отворачивался к стене, как будто старался отгородиться от всех своих давнишних друзей, которые все еще добродушно улыбались при встречах и интересовались, как идут дела у старого отшельника.

- Эй, Ворчун, как жизнь?

Фолки вздрогнул от неожиданности и огляделся: со стороны берега к нему приближалась лодка неунывающего Петтера Булля. Сам Петтер, превесело улыбаясь, отпустил весла и помахал рыбаку рукой, привлекая к себе внимание.

- Не спугни себе всю рыбу своим звучным басом! – крикнул Фолки в ответ на приветствие.

- Погоди, Ворчун, я еще до места даже не добрался, - все так же весело ответил Булль. – Вот заплыву вон за тот обломок скалы, что из воды торчит, метров на сто, там сеть и закину. Как жизнь-то, говорю?

- Как видишь, еще живой, - бросил Фолки. – А ты чего это один? Вроде бы, одиночество – моя привилегия.